— Повтори, тролль! — зверски прорычал Олег, — что говорил о ней своим дружкам — попугаям?

Парень молчал, перестав вырываться и успокоившись. Но рано он это сделал, уже в следующую минуту Олег нагнул его голову и лицом уткнул в горячее блюдо, полное густого соуса. Не имея сил вырваться, он стал загребать руками по столу. Всё со звоном полетело на пол в разные стороны. В глазах обычно полусонного философа и мечтателя полыхало безумие, и Антон не сомневался, окажись у него и сейчас оружие, Олег сжёг бы весь этот зал, не пощадив и тех, кто тут сидел. Чудесное платье Икринки было залито горячим соусом, и она завизжала, через легчайшую ткань ощутив ожог.

— Идиот! — Антон вскочил, пытаясь освободить несчастного. Сзади на Олега набросилась прибежавшая следом бывшая лаборантка Антона Иви. Перекошенная страхом и ненавистью, с всклокоченными волосами, она казалась безумной. Платье также было чем-то залито, видимо, драка началась уже там, в изолированном помещении для молодёжи. Олег сбросил её со своей спины, она сшибла креслице и села в широкое кашпо под дерево, истошно визжа. Но Олег невольно ослабил захват, и Антон разжал его руки, дав жертве Олега возможность не захлебнуться соусом в глубокой тарелке, почти чаше. Лицо парня было в кусочках тушёных овощей и приправах и, возможно, получило ожог. Еда была горячей, когда её принесли, и остыть не успела. Люди начали вскакивать со своих мест, но как в немой сцене безмолвно застывали у своих столиков. Не подошёл никто. Такого в столь чванливом месте не происходило никогда. Антон схватил Олега и поволок его к выходу, хотя Олег орал и упирался.

— Всех вас тут сжечь ко Вселенской матери! Жрут тут! А народ по свалкам обретается! Пустыни кишат уродами и инвалидами! Девушек убиваете, продаёте! Скоты!

Икринка встала не сразу. Когда она осталась одна, люди стали подходить к ней, будто это она была зачинщица всему и устроила безобразную сцену. Взяв её в полукольцо, люди молчаливо и с презрением рассматривали её, но всё также холодно, не предпринимая никаких действий. Это была высокопоставленная элита, но уже этого мирка.

— Падшая! Падшая! — шипела Иви, не вылезая из своего цветочного горшка и не очень понимая, где сидит. Она уже не боялась, ведь Антон ушёл, — вся в мамочку, первую падшую и продажную Паралеи, мнящую себя избранницей Надмирного Света! И ты такая же, провинциальная выскочка, падшая! И не прикрытие тебе твой папаша! — Толстая дама в шикарном одеянии полной рукой закрыла рот сидящей в цветочном горшке фурии. Она понимала ситуацию лучше глупой дочери, кем была ей Иви. Икринка побежала вслед за Антоном.

— Как ты вообще тут оказалась! Гадина! — визжала ей вслед девчонка, отпихивая мать.

Икринка слетела с покатого пандуса и уткнулась в Антона. Олег топтался рядом. Он уже остыл. Они втроём направились вглубь лесопарка, где и сели на скамью в зарослях. Олег опустил голову в ладони.

— Они такое говорили о твоей Икринке. Почему ты не дал мне убить этого тролля?

— Олег, что ты несёшь? — Антон сел рядом, — убить, убить! Мы тут разве убийцы?

— Да, — сказал Олег, — ты нет. А я стал преступником. А ведь это шеф выкинул её с базы. Мне сказали ребята из внутренней охраны. Проболтались случайно, но я не удивился. За что?

— Но ты пойми. Закон нерушим. Закрытый объект, засекреченный настолько, что все посторонние, туда попавшие, просто выбрасываются за пределы гор, если не ликвидируются. Но её же никто не тронул. Её отпустили. И всё произошло уже там, в их притоне. Причём тут шеф? Он даже тебя простил. А ведь это был серьезнейший, и не проступок, а именно преступление. Ты уже не был штрафником, тебя всегда отпускали на поверхность. Но посторонним нельзя. Он даже дочь не пускает в горы.

— А я столько её искал. Все ребята знали, что она у меня живёт. Стирали визуальный контроль. Мы все так делаем. Мы же живые люди, а не роботы. А на поверхности, где бы она жила? Под кустами в лесу? Ей было негде. И мне некуда было её спрятать. Я не хотел её отпускать никогда. Я не успел ничего объяснить шефу, боялся его. И не зря! Он сидит тут в какой-то варварской роскоши, как древний тиран. Бабу свою увешал побрякушками, она ходит тут, ярче самой Магниус сверкает. Милуется с нею у всех на глазах. В горном озере купаются, ребята видели в записях контроля. Случайно или нет, может, и подглядывали от скуки. Он блаженствует, ему можно? А нам? Для него секретный объект место для эротических игр, а для нас — закон суров, но выше всего? Старина Франк так и говорит, что у них для своего внутреннего круга свой тайный кодекс, не про нас писанный. У них своя мораль и свои закрытые цели. Это для нас равенство, братство и закон, что превыше всего личного. Чуть кто промахнулся… Да что я тебе-то говорю! Ты ничего не знаешь, ты же «ксанфик»! А у них, в ГРОЗ, есть инструкция, тайная, что всех тех, кто выходит из повиновения, даже малейшего, уничтожают. А ты думал, они так его любят, что перед ним стоят навытяжку и ловят каждое слово? Отец! Кому отец, а кому и палач. Ну, в этом я его не осуждаю. Если случится бунт, то Земля — где она? А тут можно и уничтожить всех, а самому стать ещё одним Пауком. Франк говорил, что тот заокеанский Паук и есть такой инопланетный бунтарь. Он уничтожил своих и стал владыкой над дикарями, благодаря своим техническим возможностям их подавлять. Я же всё понимаю, и я о другом хотел сказать. Антей, я не могу её забыть! Где мне взять такую же? Я хочу на Землю. Он грозится всё открыть, мой подвиг, если я не останусь, не возьму себя в руки. Но он не откроет ничего. Его сын был соучастником. А ты думал, он так добр ко мне по своей великой милости? Счастье моё в том, что обо мне слишком хорошо известно в ГРОЗ, потому что мы с тобой единственные, кто чудом уцелели в огненном пекле после взрыва. Все погибли, а мы нет. А так, после такого отправился бы я вслед за своими жертвами на суд к их Надмирному Отцу. Но не думаю, чтобы Он меня принял. Сказал бы, мне и своих головорезов хватает, не знаю, какие вселенские преисподние ими набивать, а тут ты ещё. Катись-ка к