– Bis Montag, mein alter Freund. Bis Montag[67],– парировал Палмер.

– Понимаю.– Несколько секунд Гаусс молчал. Потом: – Очень интересно. Я начинаю думать, что, вполне вероятно, мне это очень понравится.

– Мы должны выработать тактику освобождения вас от контракта с Джет-Тех.

– Последний из пятилетних контрактов истек в прошлом году. С тех пор из-за неудач ракеты «Уотан» на мысе Канаверал[68]я сижу на 90-дневных… э-э, как там они называются?

– Гаусс, я должен сейчас попрощаться.

Немец довольно рассмеялся: – Разве не auf Wiedersehen?[69]

– Naturlich. Auf Wiedersehen.

– Bis Montag.[70]

Палмер повесил трубку и скорчил гримасу телефонному диску. Можно было бы предположить, мысленно сказал он себе, что Гауссу так же, как и мне, разговор по-немецки не должен доставлять удовольствия, хотя бы как некое возвращение к прошлому, к началу наших взаимоотношений. Но, по-видимому, ни один немец никогда не сможет преодолеть внутреннего убеждения, что его родной язык – самый лучший. Ведь, в конце концов, это язык расы господ. Палмер еще раз внимательно изучил свой рабочий план и перечеркнул пункт, обозначенный: «второй звонок Гауссу… корыстный мотив. § 1… компании нужен один хороший рывок». Он также перечеркнул пункт «первый звонок Хейгену… упомянуть Ааронсона… все время стараться уводить разговор от сделки». Потом он опять снял трубку и набрал номер Хейгена. Генерал ответил сам.

– Эдди, снова Палмер. Можешь ли ты пообедать со мной в Нью-Йорке в понедельник?

– Ты чудак, Вуди. Ты же знаешь, у меня тут полно дел.

– Чтобы встретиться с человеком, о котором я говорил.

– Я его встречал.

– Ему нужно подтверждение некоторых моментов, таких, как возможность проводить эксперименты по его собственной инициативе, и прочее.

– Подтверди все, я тебя поддержу.

– Ну, ты знаешь людей такого сорта. Уважающих ранги.

Один взгляд на тебя, и он будет щелкать каблуками.

– Старый армейский дружище, ты считаешь, что оказываешь мне одолжение. Допустим, одолжение. Но не кажется ли тебе, что ты становишься довольно-таки надоедливым.

– Ладно, Эдди. Просто мне не хотелось, чтобы сделка сорвалась.

– Есть такая опасность?

– Ты ведь не считаешь себя единственным покупателем на аукционе?

Хейген помолчал.

– Что это, пожар?

– Точно.– Палмер постарался, чтобы в голосе прозвучал сарказм.– А когда ты вскроешь конверт с деньгами, там окажутся обыкновенные клочки бумаги. Эдди, если ты хочешь отказаться, так и скажи. Но пожалуйста, сделай это сейчас.

– Боже. В котором часу и где?

– Двенадцать тридцать. «Клуб» в деловом квартале.

– Может быть, еще более уединенное место – возле витрины Мейси.[71]

– Да или нет?

– Пошел к черту. До свидания.

– Пока.– Не успел Палмер повесить трубку, как вошла Эдис с чашкой кофе.

– Целый час, чтобы приготовить кофе?

– Я не хочу, чтобы ты пил даже эту чашку, Вудс. Тебе следует скорее выспаться.

– Скоро лягу.– Палмер тяжело вздохнул и начал маленькими глотками пить кофе. Потом со стуком поставил чашку на стол.– Не можешь ли ты сделать один телефонный звонок?

– Кому?

Палмер пододвинул к себе справочник по Манхэттену и начал его листать.

– Ты позвонишь от имени генерала Хейгена и закажешь хороший столик возле окна к двенадцати тридцати в понедельник.

– Я должна быть секретаршей Эдди?

– Ты просто звонишь от его имени.

– Он член этого клуба?

– В том-то и дело. Я – нет, он – да. Понятно?

Эдис прищурила свои светло-карие глаза.

– Я не совсем уверена, что ты осознаешь все свои действия. И у меня ужасное чувство, что и ты тоже не уверен в себе.

– Позвони.

– Сейчас?

– Первая Фаза закончилась. Чем скорее ты позвонишь, тем скорее начнется Вторая Фаза.

– А после моего звонка ты пойдешь спать?

– Почему ты так заботишься о моем здоровье?

– Разве каждая преданная, верная своему долгу жена не делает этого?

Он поднял глаза, стараясь прочесть на ее лице, что она хотела этим сказать. Долго они молча смотрели друг на друга. Наконец она сняла трубку.

– Давай,– сказала она.

Палмеру показалось, что последующие сорок восемь часов тянулись намного дольше обычного. Но и в эти долгие часы он не мог взглянуть на себя со стороны. Вторая Фаза состояла из стольких частей, что почти не оставалось времени для размышлений. Вместо этого Палмер кидался вперед, сознательно увеличивал скорость, спал урывками, стараясь обмануть время, подгонял его под свой рабочий план. Позже, когда у него появилась возможность анализировать, он обнаружил лишь одно-единственное реальное свидетельство этого взрыва активности: счет за телефонные переговоры – главным образом междугородные – на сумму свыше 300 долларов.

По настоянию Эдис в субботу после ленча он в конце концов лег спать, поставив будильник на семь часов вечера. И, проснувшись в это время – шесть часов на Среднем Западе,– он начал звонить в Чикаго.

Большинство тех, с кем он говорил, готовились к обеду дома или где-нибудь в другом месте. Они проявляли заинтересованность, но им было некогда, то есть они находились именно в таком душевном состоянии, на какое и рассчитывал Палмер. Куда-то спеша, они не имели времени на детальное обсуждение проблемы. Все это были те, кого отец Палмера называл «мальчики», различные партнеры по бизнесу, представители компаний – клиентов банка старого Палмера, банкиры из других банков, маклеры, услугами которых в течение многих лет пользовался Палмер, а до этого и его отец,– услугами в сделках; закадычные друзья старшего Палмера по покеру или по охоте и многие друзья самого Палмера. В целом он сделал больше тридцати таких звонков, и каждый из них, если отшелушить приветствия, расспросы о здоровье и делах, легкие двусмысленности, приветы семье и прочие украшения деловой беседы, сводился к главным тезисам, написанным Палмером в нескольких вариантах.