– Кто такой Петр Васильевич? – спросила Биттнер.

– Наш учитель русского языка. Он всех нас учил. Я у него был пятым. Жаль, что его здесь нет.

– Вы по нему скучаете?

– Очень! – искренне признался Алексей.

– Значит, это очень хороший учитель, – с глубоким убеждением сказала Клавдия Михайловна. – Далеко не каждый из нас, учителей, может иметь такую радость и такую высшую в жизни награду – воспитать таких учеников, чтобы его помнили и по нему скучали. Вам повезло, Алексей Николаевич, что на вашем пути встретился такой учитель.

Несколько дней она занималась с ними только русским языком. Потом родители уехали, и Ольга напомнила учительнице о первом разговоре.

– Мы не знаем Некрасова, – вернулась к теме обстоятельная Ольга. – Хорошо это или плохо – тоже не знаем.

Клавдия Михайловна засмеялась.

– В таком случае я вам завидую!

– Чему же здесь завидовать? – угрюмо протянула Анастасия.

– Тому, – ответила учительница, – что вам предстоит испытать самое первое, самое сильное впечатление от встречи с этим поэтом. Второй раз такое переживание не повторяется.

Неожиданно учительница пришла тем же вечером еще раз. Принесла небольшую книжку в твердом переплете с сине-зелеными разводами морских волн.

– Опять уроки? Не учительница, а мучительница! – недовольно поджал губы Алексей, узнав, что Биттнер зовет всех в классную комнату. – Мы ведь уже отучились сегодня! Давайте не пойдем, – предложил он сестрам. – Пусть сама там сидит. За кого она нас принимает? Думает, что если мы под арестом, то можно сутками нас в классах держать?

– Вот ты сам ей и скажи! – предложила Татьяна. – Пошли, скажешь!

Он отрицательно замотал головой.

– Не пойду!

– А, слабо? – поддразнила его Анастасия.

– Вот и скажу! – разозлился Алексей. – Сейчас же скажу! Не имеет права!

Когда они расселись, он сразу поднял руку.

– Да, Алексей Николаевич? – спросила Клавдия Михайловна. – Что вам угодно?

– Клавдия Михайловна! – ему из-за его больной ноги разрешалось задавать учителям вопросы сидя. – У нас дополнительный урок? За что? Вы же нам ничего не задавали учить! В чем мы провинились?

– Это не урок, друг мой, – ответила Биттнер. – Просто я хотела с вами встретиться… в неофициальной обстановке. И кое-что рассказать интересное, чтобы вы поменьше скучали.

– А! Это другое дело! – повеселел Алексей. – Если не уроки, то спасибо.

– Недавно я перечитала одну удивительную вещь, – сказала учительница. – И подумала, что не очень хорошо будет с моей стороны, если я вас не познакомлю с нею. Хочу вам немного почитать вслух.

– Ну, вслух мы тоже читаем… – сказал Алексей. – Отец нам часто читает. И Жильяр. И Машка!

– Алексей Николаевич! – с укоризной покачала головой Биттнер. – Как можно обращаться к сестре в такой форме!

– А мы ее всегда так называем! Она привыкла! – поспешила брату на помощь Анастасия.

– Одно дело в вашем семейном узком кругу друг друга по-свойски называть, – не согласилась учительница, – другое дело при посторонних. Вы, Алексей Николаевич, не столько Марию Николаевну смутили, сколько меня. Я испытала некоторую неловкость.

– Что же тут такого? – удивился Алексей. – Вы же ничего не говорили про нее, это я ее так назвал!

– Да! Совершенно верно – вы назвали. И тем самым словно и мне предложили называть Марию Николаевну так же фамильярно. Отсюда и неловкость, поскольку вы, сами того не желая, открываете перед чужим человеком свою личную жизнь и ставите его в положение соглядатая. Рекомендую вам запомнить эту истину.

– Хорошо, я запомню, – небрежно пообещал Алексей – только бы отвязаться от училки и ее нравоучений.

– Уж соизвольте! – сказала Биттнер. – Такие мелочи в жизни на самом деле имеют очень большое значение – гораздо большее, нежели вам представляется. Итак, я хотела вас немножко отвлечь от повседневных ваших забот…

Она открыла книгу.

Клавдия Михайловна до конца дочитала поэму Некрасова «Русские женщины», и когда произнесла последние слова, в классной долго стояла тишина. Уже стемнело, и последние строчки учительница читала, поднеся книгу очень близко к глазам. Но в полутьме она хорошо видела, как сверкали глаза Алексея: мальчик смотрел на учительницу горящим взглядом, впитывая каждое слово, и она не торопилась включать свет, чтобы не растаяло волшебство поэтического слова.

– Боже мой! – с тихим восторгом проникновенно сказала Ольга. – Какой чудесный поэт! Какое счастье для нашей литературы, для нас, что в России есть такой поэт!

– А мы ничего не знали, – чуть смущенно проговорила Татьяна. – Как жаль.

– Но ведь теперь-то знаете! – возразила Клавдия Михайловна. – И я должна вам сказать, Татьяна Николаевна, если первая встреча с прекрасным приносит незабываемую первую радость, то вторая встреча – еще лучше, потому что это уже будет радость встречи со своим. Вы меня понимаете?

– О, да! – воскликнула Татьяна. – Спасибо.

– А что вы скажете, Алексей Николаевич? – поинтересовалась Биттнер.

Алексей задумался. Он старательно подыскивал слова, чтобы высказаться максимально четко – это стало входить у него в привычку.

– Я считаю, Клавдия Михайловна, – осторожно сказал он, – что у Некрасова – отзывчивая душа и мудрое сердце. Я также считаю, что очень плохо… – он поднял руку, увидев, что Анастасия что-то хочет сказать. – Не перебивай, Настёна! Ты не Керенский!

Сестры расхохотались.

– Ну, тихо, тихо, девки! – совсем по-взрослому прикрикнул Алексей. – Дайте ответить! Так вот, очень плохо то, что мы не знали Некрасова раньше. И не только мы. Но и наши папа и мама. Наши дедушка и бабушка. Наши близкие и дальние родственники – великие князья. Наши министры и генералы. Я уверен, что если бы круг тех людей, среди которых мы живем, то есть… – поправился он, – среди которых мы жили, знал бы не только Некрасова, но и запрещенного Толстого… чтобы знать хотя бы, за что на него церковь ополчилась… то наша жизнь была бы другой. Не знаю, была бы она легче. Но то, что она была бы хоть немного лучше и чище – в этом я абсолютно уверен! – отчеканил Алексей.

Клавдия Михайловна, внимательно выслушав его, спросила:

– Сколько вам лет, Алексей Николаевич?

– Четырнадцать.

– У вас будет нелегкая судьба, – в раздумье произнесла Клавдия Михайловна. – Гораздо более трудная, чем у многих ваших предков. Но она будет удивительной и интересной – в этом я тоже уверена! Но, при условии, – добавила она, – если вы сохраните честное отношение к жизни и к людям. У вас это есть. Это хорошее и редкое качество. Им вас наградил Господь Бог. Оно дается далеко не всем, потому что, кроме всего, это тяжкий крест, и не каждый способен его нести.