Стал понятен и смысл занятий «родича»: он охотился!

Правда, объекты охоты — «черви» вели себя странно. Они не убегали и не прятались, а наоборот, пытались прыгнуть на крылатого охотника, заставляя его уворачиваться, с поразительной быстротой и изяществом норовя насадить «червя» на клюв.

Один раз над его головой мелькнула какая-то серебристая нить, он глянул вверх, и Прохор опешил, увидев, что его носитель пристёгнут цепью к гигантскому кожаному мешку, напоминающему дирижабль! В этом мире «родич» являлся охотничьим животным, вернее, кем-то вроде охотничьего сокола, которого заставляли искать дичь неведомые хозяева, и при этом он обладал незаурядным интеллектом.

Ассоциация с Охотниками, слугами Владык, произвела тягостное впечатление. Прохор представить не мог, что его числовые «родственники» могут служить более могущественным существам в качестве охотничьих птиц, будучи не то рабами в каком-то смысле, не то пленниками.

Он попытался войти в память «родича», надеясь узнать подробности его жизни, однако снова почуял «колючее дыхание» на затылке, возбуждающее инстинкт самосохранения, и поскорее убрался из пси-сферы «охотничьей птицы», устремляясь в самые низы Бездн. Возвращаться домой без результата было противно, а ДД можно было найти, только посетив экзот-миры, где он отдыхал.

— Ниже ворона[28], — говорил он, — начинается зона «реальных миражей». Редкие миры устойчивы, так как представляют собой более чем странные образования из «мыльной пены», облаков пыли и видеокомпозиций. Но и там есть слои Бездн, где можно остановиться и расслабиться.

Махнуть в гугол-мир?[29] — расхрабрился Прохор. Или в мир асанкхейи?[30] Там, наверно, и ДД не бывал…

Не надувай щёки, мрачно-иронически посоветовал ему внутренний оппонент, нырнёшь — не вынырнешь!

А вот вынырну! — возразил Прохор сам себе. В крайнем случае развернусь и рвану назад, если почую засаду.

Но осторожность, воспитанная не без участия Дмитрия Дмитриевича, взяла своё. Академик предупреждал, что формонавта везде могут ждать ловушки.

— Вы не задавали себе вопрос, — спросил он гостей во время пребывания Прохора и Данимира в его доме в Новой Зеландии, — с помощью чего Владыки превратили мозг Прохориила-999 в Узилище?

— Нет, — в один голос ответили они, обменявшись взглядами.

— А напрасно, эти твари обладают не просто аппаратурой пси-блокирования, способной запирать ПСС в голове любого формонавта, но технологией этого процесса. Это означает, что они или их слуги способны соорудить такую аппаратуру в любом Ф-превалитете. В свою очередь, это означает, что числопутешествия становятся чрезвычайно опасными! Вот почему надо учиться чуять засаду до выхода в пси-поле «родственника».

— Мы умеем, — самоуверенно заявил тогда Прохор.

Но ведь он и в самом деле научился принимать сигналы интуиции до срабатывания сознания? Вперёд, формонавт! Охотников бояться — в лес не ходить!

Пролетающие «мимо» «остановки» — пси-сферы «родичей» — слились в жемчужно-серую дрожащую полосу. Однако внутренний счётчик числомиров продолжал работать — на уровне рефлекса, без подключения гораздо более медленного сознания, и Прохор, давно освоившийся со своим положением «пилота», не боялся, что промахнётся. Промахи остались в прошлом, когда он только учился навыкам формонавта, путешественника по реальностям Числовселенной.

И всё же он переоценил свои силы. Нырять в такие глубины было утомительно. Мелькнула мысль, что ДД не зря соорудил для себя базы отдыха в разных превалитетах. Чтобы преодолеть бездну числомиров, исчисляющуюся миллиардами, требовалось время… и здоровье! Энергия! Прохор почувствовал, что устал, когда «счётчик» внутри него начал сбиваться на шестнадцатизначных[31] числах. Судорога свела ногу — именно такое впечатление оставила мысль об усталости. Он понял, что надо срочно останавливаться. Ни о каком прыжке в мир гугола, а тем более асанкхейи речь не шла. Чтобы достичь столь глубоко сидящих в Безднах миров, нужно было отдыхать не один раз.

Прохор «притормозил», прислушиваясь к шёпоту интуиции.

Впереди обозначилось твёрдое, по сравнению с очень зыбкими мирами, образование.

Память подсказала: приближался экзотический мир, порождённый произведением девятизначных репьюнитов[32] — 111111111×111111111 = 12345678987654321.

Выхожу! — решил он.

Световое колечко «впереди» выросло в проём круглой шахты, и он бесшумной стрелой влетел в распахнувшийся объём пси-сферы «родича».

В принципе он ожидал увидеть всё что угодно, только не то, что увидел.

Ещё при выборе «остановки» он попытался представить мир-12345678987654321. Его формообразующей геометрией должен был стать многогранник из триллионов граней, почти шар, основой которого служили многогранники первичные — от тетраэдра до икосаэдра, представленные в равной мере — по два каждого многогранника.

Точно так же эзотерические свойства этого мира должны были складываться из свойств, заложенных в цифрах, последовательно представленных в безумно длинной формуле 12345678987654321. То есть свойства эти в каком-то смысле должны были «аннигилировать» — нейтрализоваться, относясь к совершенно разным психологическим понятиям наподобие: плакать — смеяться. Прохор даже сумел найти эти понятия среди цифр: если, к примеру, единица считается символом целостности и единства, то двойка символизирует противопоставление, противоречие и разделение Единого; если восьмёрка олицетворяет всемирное равновесие вещей, гармонию полярных начал, то пятёрка стремится вырваться из грубоматериальной тюрьмы к свободе и власти над стихиями, что выражается в потенциальной опасности революции и разрушения.

Прохор надеялся, что поскольку число 12345678987654321 начинается с единицы и заканчивается единицей, это обстоятельство скажется и на общем состоянии числомира, повышая его духовность и волю к проявлению высоких качеств. Но оценить мир репьюнитного перемножения с этих позиций, оказавшись в нём, он не сумел. Точнее — забыл о своём намерении.

Первым его впечатлением стало: «родич» в этом мире существовал, хотя Прохор не понял, человек он или нет.

Второе впечатление — он попал внутрь виртуального компьютерного «леса», ежесекундно меняющего форму. Лес представлял собой скопление разной формы и цвета колючек, к которым вполне был применим термин «фракталы».