– Все, что было возможно. Баррич будет ждать в ольховой роще у логова старого лиса.

Чейд закатил глаза:

– А как я его найду? Спрошу пробегающего мимо лиса?

Я улыбнулся, сам того не желая.

– Вроде того. Откуда вы выйдете из замка?

Некоторое время он упрямо молчал. Эта старая лисица по-прежнему не хотела обнаруживать свой тайный ход. Наконец он сказал:

– Мы выйдем из сарая с зерном, третьего от конюшни.

Я медленно кивнул.

– Серый волк встретит вас. Бесшумно следуйте за ним, и он покажет вам путь за стены Баккипа, так что не придется идти через ворота.

Чейд уставился на меня. Я ждал. Приговора, отвращения или любопытства. Но старый убийца слишком долго учился скрывать свои чувства.

– Мы будем глупцами, если не используем все оружие, которое у нас есть. Он... опасен?

– Не более чем я. Не нужно брать с собой отраву для волков или предлагать ему баранину, чтобы вам разрешили пройти, – я знал фольклор не хуже Чейда. – Просто покажитесь ему, и он выведет вас наружу и проводит к роще, где будет ждать Баррич.

– Это долгий путь? – я понял, что он думает о короле.

– Не слишком долгий, но и не короткий. А снег там глубокий и нерасчищенный. Будет нелегко пролезть через отверстие в стене, но это можно сделать. Я мог бы попросить Баррича встретить вас у стены, но не хочу привлекать ничьего внимания. Может быть, вам поможет шут?

– Похоже, ему придется. Нельзя вовлекать никого другого в этот заговор. Наше положение становится все более и более неопределенным.

Я склонил голову, соглашаясь с ним.

– А ты? – осмелился спросить я.

– Моя работа выполнена. Шут помогал мне. Он раздобыл одежду и деньги для своего короля. Шрюд неохотно согласился с нашим планом. Несмотря ни на что, Фитц, Регал его сын, его любимый младший сын. Он знает, как безжалостен Регал, но все же ему трудно поверить, что принц может покуситься на его жизнь. Признать, что Регал хочет убить его, – значит признать, что он ошибался относительно своего сына. Бежать из Баккипа для него еще хуже. Тем самым он признает не только то, что Регал восстал против него, но и то, что ему остается только бегство. Он никогда не был трусом. Теперь ему больно при мысли, что он вынужден спасаться от того, кто должен быть более всех верен ему. Тем не менее это придется сделать. Мне удалось уговорить его, упирал прежде всего на то, что ребенок Кетриккен без его поддержки не сможет претендовать на трон, – Чейд вздохнул. – Почти все готово. Я приготовил лекарства и упаковал вещи.

– Шут понимает, что не может ехать с королем?

Чейд потер лоб.

– Он собирается последовать за ним через несколько дней. Его невозможно отговорить. Все, что я смог, это заставить его путешествовать отдельно.

– Значит, я должен убрать свидетелей из комнаты короля, чтобы ты мог забрать его.

– Да, – безрадостно заметил Чейд. – Все хорошо спланировано и готово к выполнению, если не считать этой самой важной детали.

И мы вместе уставились в огонь.

Разногласия между Прибрежными и Внутренними Герцогствами уходят своими корнями в далекое прошлое. Четыре Прибрежных Герцогства – Бернс, Бакк, Риппон и Шокс – были единым королевством задолго до образования Шести Герцогств. Когда король Вайдлер убедился, что покорение халцедоновых областей не принесет выгоды, он обратил свой взор внутрь страны. Район Фарроу с его разбросанными кочевыми племенами легко пал под натиском организованных армий. Густонаселенный Тилт завоевать было труднее, он сдался, только когда прежний король этого района обнаружил, что его страна окружена, а торговые пути перерезаны.

И прежнее королевство Тилта, и регион, который впоследствии стал известен как Фарроу, на протяжении жизни целого поколения считались просто покоренной территорией. И их природные богатства расточительно эксплуатировались ради Прибрежных Герцогств. Королева Мунифайсенс, внучка Вайдлера, была достаточно умна для того, чтобы увидеть порожденное этим недовольство внутренних районов. Она проявила огромную терпимость и мудрость, возвышая старейшин племен Фарроу и прежних властителей Тилта до положения придворной знати. Она использовала браки и передачу земельных владений, чтобы выковать союз между прибрежными и внутренними народами. Она первая назвала свое королевство Шестью Герцогствами. Но все ее политические маневры не могли снять противоречий между географическими и экономическими интересами таких разных районов. Климат, народ и обычаи Внутренних и Прибрежных Герцогств сильно различались.

Во время царствования Шрюда разногласия между двумя регионами обострились. Его старшие сыновья, Верити и Чивэл, были детьми королевы Констанции, аристократки из Шокса, имеющей родственников также среди знати Бернса. Сердце ее принадлежало народу побережья. Вторая жена Шрюда, королева Дизайер, была из Фарроу, но ее родословная прослеживалась до основателей королевской семьи Тилта и отдаленного родства с Видящими. Поэтому многие утверждали, что в ее сыне Регале больше королевской крови, чем у любого из его сводных братьев, а значит, он имеет больше прав на трон.

С исчезновением будущего короля Верити, появлением слухов о его смерти и очевидным угасанием короля Шрюда прибрежным герцогам стало ясно, что власть и титул перейдут к принцу Регалу, происходившему из внутренних земель. Они предпочли сделать ставку на будущего ребенка Верити и предусмотрительно старались сохранить и консолидировать прибрежные государства. Поскольку над Прибрежными Герцогствами нависла угроза пиратов и “перековывания”, это действительно был для них единственный разумный выход.

Церемония присвоения принцу титула будущего короля была слишком длинной. Людей собрали задолго до начала, чтобы дать Регалу возможность торжественно пройти сквозь наши ряды и проследовать к высокому сиденью с дремлющим королем Шрюдом. Королева Кетриккен, бледная как восковая свеча, стояла слева за спиной Шрюда. Регал позаботился о том, чтобы король был облачен в мантию и имел при себе все королевские регалии, но Кетриккен отказалась от предложения Регала одеться попышнее. Она выглядела слишком буднично в скромном пурпурном платье, перепоясанном выше ее округляющегося живота. Простой золотой обруч охватывал ее коротко остриженные волосы. Если бы не этот знак отличия у нее на голове, она могла бы сойти за служанку, собирающуюся прислуживать Шрюду. Я знал, что она считает себя скорее “жертвенной”, чем королевой. Простота наряда делала ее чужестранкой в глазах баккипского двора.

Шут тоже присутствовал на церемонии. На нем был сильно поношенный черно-белый шутовской костюм, и снова в руках он держал скипетр с Крысиком. Лицо свое шут раскрасил черными и белыми полосками, и я гадал, сделал ли он это, чтобы скрыть свои синяки, или просто в тон костюму. Он появился незадолго до прихода Регала и явно устроил спектакль, прогуливаясь по проходу между рядами и легкомысленно благословляя собравшихся Крысиком. После этого он сделал собравшимся реверанс и грациозно плюхнулся к ногам короля. Стражники двинулись, чтобы перехватить его, но путь им преградили ухмыляющиеся и вытягивающие шеи люди. Когда шут дошел до возвышения и уселся, король рассеянно протянул руку и взъерошил его редкие волосы, и таким образом ему было разрешено оставаться на месте. Люди обменивались улыбками или хмурили брови, глядя на устроенное шутом представление. Все зависело от того, насколько человек стремился выразить свою верность Регалу. Что до меня, то я боялся, что это его последняя шутка.