В течение трех лет Шакаки неоднократно попадал в израильские тюрьмы и выходил из них, пока, наконец, в 1988 году его не депортировали из Газы в Ливан. Корпус стражей исламской революции взял Шакаки под свое крыло и добился для него разрешения организовать собственную базу в Дамаске, снабжая его деньгами и оружием. Через короткое время организация Шакаки развила бурную деятельность под патронажем иранцев, и «Палестинский исламский джихад» отметился рядом террористических атак. Самой кровопролитной из них оказался хорошо спланированный обстрел из автоматов автобуса с израильскими туристами в Египте, произошедший в пятидесяти километрах от Каира в феврале 1990 года. Были убиты девять израильтян и двое египтян, девятнадцать человек были ранены. После успешных атак взрывников-смертников, организованных ХАМАС, иранцы дали Шакаки «зеленый свет» на проведение подобных акций. Взрыв в Бейт-Лиде был апогеем этой смертоносной кампании[1114].

Спустя четыре дня после этой атаки Шакаки дал интервью корреспонденту журнала Time Ларе Марлоу в своем офисе в Дамаске[1115]. Он не признал, что прямо участвовал в операции, но рассказал о деталях ее организации, улыбаясь и посмеиваясь, будучи явно довольным тем, что погибло 22 израильтянина.

К тому времени подпись Рабина стояла на «красном» смертном приговоре Шакаки уже в течение трех дней[1116]. Приказ был необычным. По факту это был первый «красный» лист, который Рабин подписал со времени вступления на пост премьера. В то время соглашение с ООП и создание Арафатом Палестинской национальной администрации привело многих израильтян к заключению, что война с палестинцами – взрывы, террористические атаки, убийства и похищения людей по всему миру – закончилась. «Моссад» рассматривал акции террористов-смертников как внутреннюю проблему, относящуюся к компетенции Шин Бет; были даже люди, которые предлагали уменьшить численность управления по борьбе с арабским терроризмом «Моссада» наполовину.

Кроме того, Фатхи Шакаки был палестинским лидером, которым многие на оккупированных территориях восхищались. Решение о его ликвидации, несмотря на риск возникновения беспорядков среди палестинцев в этой связи, указывало на выстраданное Рабином понимание того, что война с палестинцами была еще далека от завершения.

В действительности атака в Бейт-Лиде привела к изменениям в понимании Рабином безопасности Израиля. После этой кровавой акции он начал определять террор по-другому: не как «пчелиные укусы», а как «стратегическую угрозу». До сих пор словосочетание «стратегическая угроза» резервировалось для определения масштабных военных действий врага, которые создавали опасность для значительной части населения или территории Израиля или могли привести к разрушению государства, как, например, неожиданное военное нападение арабских стран в 1973 году или возможность получения Саддамом Хусейном ядерного оружия. «Причина изменения Рабином данного определения, с чем я полностью согласен, – рассказывал Карми Гиллон, в то время заместитель руководителя Шин Бет, – состояла в том, что террору удалось заставить правительство суверенного государства менять свои решения или откладывать их реализацию из-за того эффекта, который производили террористические акты на израильских улицах»[1117].

Несмотря на эти изменения в подходах и понимании угроз, исполнение «красного» приказа в отношении Шакаки все равно требовало осторожности, поэтому наблюдение за объектом заняло месяцы[1118]. Оперативники «Моссада» сумели организовать прослушку дома и офиса Шакаки, однако убивать его в Дамаске было неудобно. Проводить операцию в Сирии было и физически небезопасно, и политически рискованно. Ури Саги, шеф АМАН в тот период, сказал Рабину, что такая операция может повредить проходившим тогда при посредничестве США мирным переговорам между Израилем и Сирией.

Однако убийство Шакаки за пределами Сирии тоже было непростым делом. Шакаки знал, что он в опасности, и ездил только в другие арабские страны или в Иран – такие же труднодоступные для израильских оперативников страны. На протяжении почти шести месяцев люди из «Кесарии» старались определить место и время, где и когда эта атака стала бы возможной. 9 апреля давление на «Моссад» увеличилось: начиненный взрывчаткой автомобиль был подорван террористом-смертником в секторе Газа рядом с израильским автобусом[1119]. Были убиты 7 израильских солдат и Алиса Мишель Флэтоу, двадцатилетняя студентка из Уэст-Орендж, штат Нью-Джерси. Более тридцати человек получили ранения. Через короткий промежуток времени еще один взрыв заминированной машины ранил 12 человек. «Найдите решение, – сказал Рабин директору “Моссада” Шабтаю Шавиту. – Мы должны покончить с этим человеком».

Через месяц «Моссад» выступил с предложением, поначалу вызвавшим протесты. Его существо состояло в том, чтобы, как это уже было в ходе операции «Весна молодости» в 1973 году и ликвидации Абу Джихада в Тунисе в 1988-м, Армия обороны оказала бы содействие «Моссаду», который не мог осуществить акцию в одиночку.

Начальник Генерального штаба Липкин-Шахак, отношения которого с Шавитом в то время были уже натянутыми, в принципе не возражал против убийства Шакаки, но полагал, что «Моссад» должен это сделать самостоятельно и что не было необходимости привлекать военных из Армии обороны к операции, планировавшейся к проведению вдалеке от границ Израиля. Между двумя этими руководителями возник ожесточенный спор, который был прерван премьером Рабином, принявшим решение в пользу Шавита[1120].

Результаты наблюдения за Шакаки свидетельствовали о том, что он регулярно контактировал с Муаммаром Каддафи, даже выдавшим ему ливийский паспорт на имя Ибрагима Шавиша, и часто бывал у ливийского диктатора либо индивидуально, либо в сопровождении других видных террористов[1121]. В тот период Ливия находилась под жесткими международными санкциями из-за участия в терроризме, и большинство авиакомпаний туда не летали. Поэтому Шакаки обычно летал из Бейрута или Дамаска на Мальту, а затем в Тунис, где брал напрокат эксклюзивный автомобиль, обычно «БМВ» или «ягуар», а потом сам проезжал 750 километров до Триполи.