Кроме статьи К. С. Аксакова подобную мысль Достоевский встречал в рецензии Н. К. Михайловского на роман «Бесы» (Отеч. зап. 1873. № 2): «Как и всякая другая, наша цивилизация зачата в грехе».

107

Мужик Марей — На основании указаний в тексте эпизод датируется 1831 г. Марей — просторечная форма имени Марий. Среди крепостных, принадлежавших Достоевским, крестьянина по имени Марий не было, прототипом Марея считается крестьянин Марк Ефремов, которому в 1835 г. было 48 лет.

108

…когда мне было двадцать девять лет от роду. — 29 лет Достоевскому исполнилось 30 октября 1850 г. Следовательно, если воспоминания писателя точны, то описываемые далее события второго дня «светлого праздника», т. е. пасхи, произошли 9 апреля 1851 г.

109

Майдан (воровской жаргон) — игорный дом или карточная игра. Достоевский описал майданы каторжного острога в «Записках из Мертвого дома» (ч. I, гл. 4).

110

…поляк М-цкий…— Александр Мирецкий (род. 1820), находившийся на каторге с 1846 г. «за участие в заговоре, за произведение в Царстве Польском бунта». Достоевский неоднократно упоминает о нем в «Записках из Мертвого дома».

111

…шесть человек здоровых мужиков бросились, все разом, на пьяного татарина Газина — помрет человек…— О Газине Достоевский писал в «Записках из Мертвого дома» (ч. I, гл. 2 и 3).

112

…про меня очень многие думают и утверждают даже ш теперь, что я сослан был за убийство жены моей. — Примечание А. Г. Достоевской: «Я до замужества с Федором Михайловичем тоже слышала, что „Достоевский убил свою жену“, хотя знала от моего отца, что он был сослан за политическое преступление. Этот нелепый слух очень держался среди русской колонии в Дрездене во время житья нашего там в 1869–1871 годах».

113

По поводу дела Кронеберга. — Дело Станислава Леопольдовича Кроненберга (род. 1845), обвинявшегося в истязании своей семилетней дочери Марии (род. 1868), слушалось 23–24 января 1876 г. в С.-Петербургском окружном суде. Процесс вызвал большой резонанс, так как самым непосредственным образом касался одного из аспектов злободневной проблемы «отцов и детей» — почти неограниченной родительской власти, которая была освящена традицией и официально утверждена законом, но в передовых кругах, особенно среди демократической молодежи, воспринималась как пережиток старых, крепостнических порядков. «Дело Кронеберга не могло не возбудить общественного внимания, — писал, например, Г. К. Градовский. — Одни, без сомнения, встревожились этим процессом, опасаясь иметь в нем опасный прецедент для вторжения государственной власти в область семейных отношений; другие, наоборот, желали видеть в этом случае первый пример обуздания тех возмутительных злоупотреблений родительской властью, которые еще не редкость встретить в наше время» (Голос. 1876. 31 янв.). Процесс широко освещался в прессе. Достоевский читал подробные отчеты в газете «Голос», а также фельетон А. С. Суворина «Недельные очерки и картинки» (Биржевые ведомости. 1876. 1 февр.).

Фамилия подсудимого в подлинном судебном деле пишется «Кроненберг»; так она печаталась и в первом отчете в газете «Голос» (1876. 24 янв.), и в других газетах. Но в следующих номерах «Голоса» употребляется форма «Кронеберг».

114

…по свидетельству одного эксперта…— Экспертом, назвавшим их «шпицрутенами», был врач В. М. Флоринский (1833–1899), акушер и гинеколог, адъюнкт-профессор Петербургской медико-хирургической академии, позднее профессор Казанского университета (1877–1885).

115

Спасович Владимир Данилович (1829–1906) — юрист, профессор Петербургского университета (1857–1861), литературовед и публицист, постоянный сотрудник журнала «Вестник Европы». На процессе Кроненберга он выступал защитником, назначенным судом. Спасович пользовался репутацией человека передовых убеждений, особенно после того как в 1861 г. он в числе других профессоров Петербургского университета подал в отставку в знак протеста против репрессий в отношении студентов. Посвящая данную главу «Дневника писателя» разбору его речи в защиту отца-истязателя, Достоевский ставил себе целью не только критику адвокатской казуистики, но и дискредитацию в его лице типа либерального деятеля и тем самым либерализма в целом.

Спасович стал одним из прототипов адвоката Фетюковича в «Братьях Карамазовых».

Речь Спасовича в защиту С. Кроненберга вызвала оживленную дискуссию. В демократических кругах она была принята отрицательно, М. Е. Салтыков-Щедрин посвятил процессу Кроненберга статью «Отрезанный ломоть» (Отеч. зап. 1876. № 3), включенную впоследствии пятой главой в сборник «Недоконченные беседы» («Между делом») (СПб., 1885). В речи Спасовича он усмотрел проявление углублявшегося разрыва адвокатуры с передовыми общественными идеалами и один из примеров распространившегося в Европе «поветрия на компромиссы и сделки».

П. Д. Боборыкин возмущался тем, что Спасович, по его мнению, отрицал «печальную суть» проступка Кроненберга, признав его отцовский гнев справедливым и не усмотрев в наказании, которому подверглась девочка, мучительного истязания (Санкт-Петербургские ведомости. 1876. 1 февр.). «Петербургская газета» в статье «Дело г. Кроненберга и его защитник» (1876. 25 янв.) резко порицала Спасовича за то, что, будучи назначенным защищать подсудимого, он счел себя обязанным «кривить душою и торжественно выдавать за истину то, что есть вопиющая ложь и чему он сам не может верить». Газета приходила к выводу, что институт адвокатуры нуждается в преобразовании. Студенты освистали Спасовича на обеде 8 февраля в честь основания Петербургского университета и вычеркнули его из списка почетных гостей, приглашенных на их бал.

116

Помню, какое первое впечатление произвел на меня номер «Голоса», в котором я прочел начало дела — Я был в негодовании на суд, на присяжных, на адвоката. — В этом отрывке рассказывается о событиях 24 января 1876 г. В этот день «Голос» известил о начавшемся накануне процессе Кроненберга и напечатал лишь изложение обвинительного акта. Лицом, к которому отправился Достоевский, был, судя по черновым записям, А. С. Суворин, хотя А. Г. Достоевская указала в своем примечании (по-видимому, ошибочно), что писатель ходил к А. Ф. Кони. Процесс закончился, как и предполагал Достоевский, поздно вечером 24 января, а сообщение об оправдательном приговоре было напечатано на следующий день.

117

Je suis voleuse, menteuse. — По-видимому, Достоевский воспроизводит слова девочки или по устному рассказу А. С. Суворина, или по его статье, содержащей следующее описание сцены в суде: «А эта крошка, дочь его, перебирая ручками свой передник, <…> бойко говорила по-французски: „я лгунья“, „я воровка“, „папа меня долго сек“ <…> „я лгала, я воровал“…».

118

Mais il en reste toujours quelque chose…— Слегка nepe фразированная вторая часть крылатого