— Поймите, Асад, нельзя с помощью насилия решить все ваши проблемы.

— Разумеется, можно.

— Тот, кто вытащил меч из ножен, сам погибнет…

— Но если он лучше всех владеет мечом, то останется жив. Я попробую перевести вам строчку из арабской поэмы про одинокого и бесстрашного воина, который скачет…

— Эй, а я ее знаю! С арабским у меня плохо, а по-английски она звучит так… — Я откашлялся и продекламировал: — «Он скакал один, нагоняя ужас на врага, и помощницей была ему йеменская сабля, украшали которую не узоры, а боевые зарубки». Ну как?

Повисла долгая пауза, затем Халил спросил:

— Откуда вы знаете эти строки?

— Прочитал друг-араб. У меня много друзей-арабов, которые работают вместе со мной. Они очень стараются найти вас.

Подумав, Халил ответил:

— Они все попадут в ад.

— А куда вы намерены попасть?

— В рай.

— Но вы и так уже в раю, то есть в Калифорнии.

— Я в Ливии. Я завершил свой джихад.

— Что ж, если вы в Ливии, то мне неинтересен этот разговор, да и стоит это дорого, так что…

— Я сам скажу вам, когда наш разговор будет закончен.

— Ну, тогда переходите прямо к делу.

Мне казалось, что я знаю, зачем позвонил Халил. Кстати, в те моменты, когда он молчал, я слышал птичье щебетание. Значит, Асад находился на улице, если только у него в доме не было клетки с птицей. Конечно, я не силен в птичьем пении, но точно так пела ночная птичка в Бель-Эйр. Так что Халил наверняка находился где-то в этом районе.

Наконец Халил перешел к настоящей цели своего звонка и спросил:

— Что там вы говорили мне во время нашего последнего разговора?

— По-моему, я назвал вас идиотом. Но хочу взять свои слова назад, это была вспышка гнева, а я, как федеральный служащий и американец…

— Насчет моей матери и отца.

— Ах да. Что ж, ФБР, а точнее, ЦРУ и их зарубежные агенты, располагают вполне достоверной информацией о том, что ваша мама… Как бы это сказать?.. У нее были очень близкие отношения с мистером Каддафи. Понимаете? Мы же с вами мужчины, верно? Возможно, вам неприятно это слышать, но ваша мама была так одинока… а папа отсутствовал… Эй, вы слушаете?

— Продолжайте.

— Хорошо. — Я взглянул на Кейт, она показала мне большой палец, и я продолжил: — Понимаете, Асад, я им не судья. Возможно, ваша мама и Муамар сошлись только после того, как ваш папа… ох, это уже другая история. Вы действительно уверены, что хотите услышать ее?

— Говорите.

— Так вот, снова ЦРУ… просто удивительно, сколько всего знают эти парни. У меня в ЦРУ есть очень хороший друг, его зовут Тед. Так вот Тед рассказал мне, что ваш папа… его ведь звали Карим, да? Ну, вы знаете, что произошло в Париже. Однако вы, наверное, не знаете, что убили его не израильтяне. Послушайте, Асад, может, не будем ворошить прошлое? Всякое случается. Я знаю, какой вы бываете в гневе, так, может, не надо заводить себя? Забудьте.

После долгой паузы Халил промолвил:

— Говорите.

— Понимаете, я знаю людей. Они просят рассказать им правду и обещают не злиться. А когда услышат правду, впадают в бешенство. Мне не хотелось бы, чтобы вы ненавидели меня.

— У меня нет к вам ненависти.

— Но вы же хотите убить меня.

— Да, но ненависть здесь ни при чем. Вы ничего мне не сделали.

— Напротив, сделал. Я расстроил ваши планы и не позволил убить Уиггинза. Так разве можно мне доверять? Помните: «И ты, Брут?»?

— Простите?

— Это по-латыни. Так что вполне понятно, что вы меня ненавидите. Какой же смысл рассказывать про вашего отца?

Подумав, Халил ответил:

— Если вы расскажете мне все, что знаете, то даю слово, я не стану убивать ни вас, ни мисс Мэйфилд.

— И еще Уиггинза.

— А вот этого обещать не могу. Он обречен.

— Ладно-ладно, лучше половина, чем вообще ничего. Так… на чем я остановился? Ах, на Париже. Не хочу пересказывать сплетни или сеять семена сомнения и недоверия, но вы должны задать самому себе вопрос, который задают все детективы, расследующие убийства: кому это выгодно? Кому была выгодна смерть вашего отца?

— Израильтянам, разумеется.

— Да бросьте, Асад, вы же не такой глупый. Скольких армейских капитанов убили израильтяне на улицах Парижа? Для убийства израильтянам нужна веская причина. А что им плохого сделал ваш отец? Скажите, если знаете.

— Он ненавидел евреев.

— А кто в Ливии их любит? Мои друзья из ЦРУ уверены в том, что вашего отца убили не израильтяне. По свидетельствам ливийских перебежчиков, приказ убить вашего отца отдал лично мистер Муамар Каддафи. Мне очень жаль.

Халил ничего не сказал, и я продолжил:

— Вот так все и было. Может, между вашим отцом и Каддафи возникли какие-то политические разногласия? А может, это все-таки из-за мамы? Кто знает. Подумайте сами.

Халил продолжал молчать.

— Эй, Асад, вы меня слушаете?

В ответ он разразился грозной тирадой:

— Ты поганый лжец, и я с удовольствием вырву тебе язык, прежде чем перережу глотку.

— Правда? Я знал, что вы расстроитесь. Вот так всегда бывает, сделаешь людям доброе дело… Алло? Асад? Алло?

Связь оборвалась, я положил телефон на сиденье между собой и Кейт и глубоко вздохнул.

Некоторое время мы ехали молча, затем я пересказал Кейт слова Халила, не утаив даже, что он пообещал убить ее.

— Похоже, мы ему не нравимся, — заключил я.

— Мы? Ему не нравишься ты. Это тебе он хочет вырвать язык и перерезать глотку.

— Подумаешь, у меня есть и друзья, которые с удовольствием сделали бы это.

Мы засмеялись, пытаясь немного расслабиться.

— Но ты здорово вывел его из себя, — похвалила Кейт. — В этом деле ты мог бы стать хорошим профессионалом.

— Я старался, чтобы он в запале выболтал что-нибудь, что нас интересует. Он врет, что он в Ливии. Будучи в Ливии, он не посмел бы задавать мне такие вопросы, это грозило бы ему смертью. Так что он еще здесь. Сейчас у него два пути: либо совершенно не поверить моим словам, либо вернуться в Ливию и заняться там тем, чем он занимается здесь. Халил очень опасен, он машина смерти. Вся жизнь его посвящена только мести.

— А ты предоставил ему еще несколько объектов для мести.

— Надеюсь, что так.

Я обратил внимание на то, что на дороге не было ни одной машины. Конечно, только идиот мог ехать куда-то в такой поздний час.