— Мне нужно немедленно видеть благородного Алека.

— Его нет.

— А где же он? — поинтересовался Алек, включаясь в игру.

— Они с благородным Серегилом уехали по делам царицы. Вы можете оставить для них сообщение, если желаете.

— Желаем, — сказал ему Серегил. — Сообщение такое: благородные Серегил и Алек вернулись. Прочь с дороги, кто бы ты ни был. Где Рансер?

— Я Рансер.

— Наверное, Рансер-младший. Где старый Рансер?

— Мой дед умер два месяца назад, — ответил парень, не двигаясь с места.

— А насчет того, кто вы такие, мне нужны более веские доказательства, чем просто твое слово.

Как раз в этот момент огромный белый пес выскочил из-за спины молодого Рансера и кинулся к Серегилу. Положив лапы ему на плечи, он попытался лизнуть хозяина в лицо, отчаянно виляя хвостом.

— Мараг поручится за меня, — рассмеялся Серегил, оттолкнув собаку и потрепав ее за уши.

В конце концов пришлось позвать повариху, чтобы удостоверить личности прибывших. Молодой Рансер принялся многословно извиняться, и Серегил дал ему золотой сестерций за проявленную бдительность.

Предоставив Алеку первым воспользоваться ванной, Серегил обошел дом, чувствуя себя своим собственным призраком. Роскошные фрески в гостиной, изображающие лесные пейзажи, показались ему безвкусными после аскетизма Сарикали. Спальня на втором этаже, обставленная в ауренфэйском стиле, встретила его более приветливо. Открыв дверь в другом конце коридора, Серегил улыбнулся про себя. Это была комната Алека. Когда они покинули виллу на улице Колеса, они еще не были любовниками. В «Петухе» у юноши тоже была собственная кровать.

Повернувшись, Серегил обнаружил, что Алек наблюдает за ним.

— Мы не можем вечно избегать той части города, — сказал Алек, легко догадавшись о мыслях друга. — Я не почувствую, что по-настоящему вернулся домой, пока не побываю там.

Серегил закрыл глаза и потер веки, желая, чтобы хоть на этот раз ему хватило сил воспротивиться желанию Алека.

— Когда стемнеет, — наконец сдался он.

Они переоделись в старые кафтаны и темные плащи, изменив свое общественное положение столь же легко, как сменили одежду.

Серегил и Алек пешком прошли по улице Ножен на запад и вышли к Жатвенному рынку. По пути они миновали колоннаду Астеллуса и улицу Огней. Цветные фонари на увеселительных заведениях светили так же призывно, как и всегда, несмотря на войну.

Добравшись до более бедного квартала позади Жатвенного рынка, Серегил и Алек помедлили у последнего поворота на улицу Синей Рыбы. У каждого из них были собственные воспоминания об ужасах, пережитых здесь.

Руины «Петуха» темнели на прежнем месте. Земля принадлежала Серегилу — под одним из его фальшивых имен. Даже старый Рансер ничего не знал о связи своего господина с гостиницей.

Камни стен и большая часть отделявшего двор забора оказались разобраны и унесены, чтобы быть использованными для других строений, но одна стена кухни и труба все еще стояли, вырисовываясь на фоне ночного неба. Угловатые контуры развалин смягчались густой порослью вьющихся растений. Откуда-то из переплетения стеблей раздался траурный крик совы. Ветерок шуршал листьями и тихо завывал среди развалин.

Алек тихо что-то прошептал: обращенную к Далне молитву, умиротворяющую призраков.

«Они получили настоящий погребальный костер», — подумал Серегил, стараясь прогнать воспоминание о крови и мертвых губах, выкрикивающих проклятия. Он ведь сам поджег дом — чтобы не было никаких сомнений.

На заднем дворе не осталось уже никаких следов конюшни, но колодец оказался расчищен, и им, по-видимому, все еще пользовались. Огород Триис совсем одичал. Мята, базилик, огуречник разрослись там, где раньше были аккуратные грядки чечевицы и лука.

— За все то время, что мы здесь жили, я, по-моему, ни разу не воспользовался передней дверью, — пробормотал Алек, пробираясь мимо рухнувших обугленных балок к разрушенному очагу. Каминная полка уцелела, а в духовке поселились мыши.

Серегил прислонился к притолоке ведущей в никуда двери и закрыл глаза, вспоминая комнату, которая здесь была; Триис, опираясь на палку, хлопотала среди сковородок и горшков, Силла чистила яблоки у стола, а ее отец, Диомис, качал малыша-внука. Серегил почти ощутил запахи: бараньей похлебки с луком, свежего хлеба, толченого чеснока, спелой клубники, сыров, хранившихся в кладовке. Все Кавиши завтракали в этой кухне, когда приезжали в город на празднества. Нисандер особенно любил лепешки с тмином, которые пекла Силла, и пиво ее отца.

Воспоминания все еще причиняли боль, но все же немного притупились.

«Танцуй свой танец…»

— Проклятие, что это? — прошипел Алек.

Серегил вздрогнул и открыл глаза — как раз вовремя, чтобы заметить маленькую темную фигурку, вынырнувшую из-за очага. Существо прошмыгнуло мимо Алека, но споткнулось и растянулось на земле. Где-то вверху вспугнутая сова взлетела, зашуршав крыльями.

Серегил схватил извивающуюся тень; это оказался оборванный мальчишка. Ему было не больше десяти, но он перекатился на бок, быстрый как змея, и замахнулся на Серегила кинжалом, высоким дрожащим голосом осыпая его ругательствами.

— Вот настоящий ночной обитатель Римини, судя по вони и умению ругаться, — сказал Серегил по-ауренфэйски.

— Билайри покарает вас, призраки! — выкрикнул мальчишка, зажатый Серегилом между рухнувшими балками.

— Мы не привидения, — заверил его Алек.

Воспользовавшись тем, что мальчишка на мгновение отвлекся, Серегил схватил его за руку, сжимавшую кинжал, и вытащил на свет. Бродяжке явно жилось несладко. Его тощее запястье в руке Серегила напоминало связку веревок.

— Как тебя зовут? — спросил он, отбирая у мальчишки кинжал.

— Так я тебе и скажу! — бросил мальчишка. С новым приливом решимости он лягнул Серегила в лодыжку, вывернулся из его руки и шмыгнул прочь с проворством крысы. Смех Алека вызвал странное эхо среди развалин, однако юноша смеялся от всего сердца.

— Если соседи считают, что здесь бродят призраки, теперь они в этом уверятся. — Серегил поморщился, растирая ногу. — Ничего себе приветствие, а?

— Лучшее, на которое мы могли рассчитывать, — выдохнул Алек, садясь рядом с другом. — Совы, воришка — я думаю, это знамение.

— Принимай то, что посылает Светоносный, и будь благодарен, — пробормотал Серегил, озираясь.

— Это было хорошее место, первое, которое я стал по-настоящему считать домом, — сказал Алек, посерьезнев. — Если кто-нибудь построит здесь новый дом, как ты думаешь, явятся ли сюда их духи?

Серегил знал, кого «их» имеет в виду Алек.

— Если появятся, не будет ли им грустно не найти здесь никого, кроме чужих людей?