«Сархад Второй Меч» – так уже прозвали тебя. Весь город только и думает, что о тебе. В рисунке танцев появился полет Ворона. В узорах угадывается размах черных крыльев. В песнях слышится «Второй Меч».

Черная тень Ворона легла на наш город! Всего за один день…

Я столько веков побеждал тебя, а ты добился большего лишь за день!

Как мне одолеть тебя – теперь?

– Матушка. Отец. А, Гвейр, и ты здесь?

Король и королева ждали Сархада в небольшом гроте. Там по камням стекал поток воды, а навстречу ему вились ветви плюща – широкие листья и нежные, едва развернувшиеся. Но молодая листва не могла стать пышной уже долгие века: этот плющ был вырезан из дерева.

Одна из ранних работ Сархада.

Гвенвледир столетьями приходила сюда в тоске о старшем сыне.

– Ты закончил? – спросил Ллавиннауг.

– Вот, – он протянул меч отцу.

Тот взял, провел ладонью по клинку, полюбовался хитросплетением узора рукояти.

– Странное оружие. Никогда не думал, что ты способен сделать подобное.

Сархад приподнял бровь:

– Что не так?

– Это меч для обороны, не для нападения, – отвечал король сидхи.

Сархад хотел что-то сказать, но прежде него заговорил Гвейр:

– Он просто растерял свое искусство за время жизни во внешнем мире! Он перестал быть сидхи, – и, глядя брату в глаза: – Сархад, может, ты уже тайком и бороду бреешь, а?

Он должен напасть на меня. Ударить первым. Напасть на глазах отца и матери.

Этого ему не простит никто и никогда.

Он стал сдержаннее, чем был, но есть оскорбления, вынести которые невозможно.

Сейчас он ударит меня. Только что сделанный меч обратит против родного брата. И – конец всем песням о Сархаде Втором Мече!

Я при оружии, но он – лучший воин. Он может меня убить… пусть. Моя смерть сделает меня непобедимым.

Народ сидхи никогда больше не прислушается к призывам Сархада!

Глаза Коварного вспыхнули гневом, но он смолчал.

В тишине прошло десять долгих ударов сердца.

Потом Сархад повернулся к Гвейру и спокойно, слишком спокойно спросил:

– Брат, чего ты хочешь добиться, старательно оскорбляя меня?

– Гвейр, – воскликнула Королева, – тебе мало вашей былой вражды? Раньше ее затевал Сархад, теперь – ты?!

Отступать было некуда, хитрый план провалился – и Гвейр заговорил, яростно глядя на брата:

– Неужели вы не видите, что происходит в городе после одного, всего одного дня, как здесь этот Ворон?! Всё, что мы строили веками, готово рухнуть в одночасье! Раньше Сархад сеял раздор своими речами, теперь он опасен одним своим присутствием!

И тут произошло невероятное: Сархад поклонился Гвейру. Низко. Почтительно.

– Спасибо, брат. Много я слышал в своей жизни лестных слов, но такого… Опасен одним присутствием, надо же… Брат, я растроган.

– Помолчите. Оба, – негромко и твердо сказал Ллавиннауг. – И послушайте меня.

Взгляните на могучее дерево. Его ствол не меняется с годами, точнее, меняется так медленно, что это не заметно глазу.

Лиши дерево ствола – и оно погибнет. Его просто не станет.

Но дерево – это и крона. Листья, дрожащие на ветру, за год меняющиеся много раз, срывающиеся с ветвей в полет.

Без листвы дерево – мертвый остов.

Мои сыновья, вы – ствол и крона нашего народа. И враг всякой новизны Гвейр и непримиримый противник постоянства Сархад. Без каждого из вас народ сидхи просто перестанет существовать.

Но сможете ли вы понять меня?

– Ты улетишь сегодня, как обещал? – спросил Гвейр у Сархада.

– Надеюсь, мой младший брат позволит мне сначала попрощаться с отцом и матерью? – осведомился тот.

– Гвейр, если ты помнишь, пока еще я король в городе Белых Сосен, – резко сказал Ллавиннауг. – Ступай. Не тебе решать, когда Сархад покинет нас.

Младший брат гневно глянул на старшего и вышел.

За узорчатой стеной королевского дворца его ждало еще одно разочарование, самое страшное: плотная толпа сидхи, юношей и дев, мужчин и женщин, и даже несколько Старейших, плоть которых уже истаивала, становясь серебристым призраком. Все они спрашивали Гвейра о старшем брате и его новом мече.

И принц сидхи понял, что уже неважно, улетит Сархад или нет. В жизни города Белых Сосен он останется навсегда.

Королева Гвенвледир, всё это время державшая в руках меч сына, спросила:

– Ты вчера обмолвился о своей жене. Кто она?

Сархад улыбнулся:

– Не совсем так, матушка. Я назвал себя ее мужем.

– Ты ей муж, но она тебе не жена? – недоуменно нахмурился Король.

Сархад развел руками:

– Я ей муж по законам нашего народа. По закону ее народа она мне не жена и быть ею не может.

– Объяснись!

– Она – Королева людей. Ее муж – человеческий Король Аннуина; ты, наверное, знаешь, что в Аннуине два Короля.

– Ты женат на смертной?!

– Я и этого не сказал, отец. Я убежден, что она бессмертна, хоть и человек.

– Это она спасла тебя из заточения?

– Именно. И ей я обязан мечом, а возможно – и жизнью.

– Так. – Ллавиннауг нахмурился, осмысливая сказанное старшим сыном. – Тебе показалось слишком скучным просто взять в жены деву-сидхи?

– Спрашивай у дев-сидхи, а не у меня, – пожал плечами Коварный. – Ни одна из них не отыскала моей темницы в замке Рианнон и не осмелилась туда войти.

– И ее второй муж – человек, Король Аннуина?

– Отец, – с досадой проговорил Сархад, – я сказал «человеческий Король». Он не человек. И он – ее первый муж; второй – я. Достойнейший из мне известных; я в свое время сделал всё возможное, да и невозможное, чтобы она смогла вернуться к нему.

– Я перестаю понимать тебя. Как он относится ко всему этому?!

– Он благодарен мне, он уважает меня. А что я – муж Эссилт, он просто не знает.

У Ллавиннауга мелькнуло очень странное подозрение:

– А она? Она сама знает об этом?!

Сархад широко улыбнулся:

– Нет.

Я ведь ясно сказал: это брак по законам сидхи, не людей.

У людей брак означает, что тела супругов связаны навеки. Измена – отдаться телом другому. Связь душ в человеческом браке – редкость, такой брак зовут счастливым и удивляются ему.