Пасху мы с женой встретили в Стамбуле. Пала Одесса, и началась осада Крыма, и мы очень волновались за нашу дочь Изабеллу, которая только что выехала через Бухарест в расквартированный именно в этом районе полевой госпиталь, в котором она работала сестрой милосердия. Представитель папы, монсеньер Ронкалли, прибывший в Стамбул на праздники, старался успокоить наши страхи. Он не видел другого исхода событий, кроме поражения Германии, но полагался на осмотрительность западных государственных деятелей и надеялся, что они примут все необходимые для обеспечения европейской безопасности меры. По моей просьбе он передал в Ватикан мое обращение к союзникам. Я призывал их делать различие между режимом Гитлера и германским народом.

20 апреля месье Менеменджиоглу сообщил мне, что, к его глубокому сожалению, турецкое правительство считает необходимым с 1 мая приостановить поставки в Германию хромовой руды. Я уже давно ожидал этого решения. Протесты союзников по поводу турецкого экспорта в Германию достигли максимальной силы, и их успех наносил германской экономике тяжелый удар. От этих поставок всецело зависело производство высококачественных плит для брони, и их прекращение оказывало влияние на весь ход войны. Только что для увеличения перевозок хромовой руды были выделены дополнительные локомотивы и подвижной состав. Это позволяло, по крайней мере, вывезти до указанной даты все до последней имевшейся в наличии тонны сырья.

Риббентроп ответил резким посланием, в котором напоминал о возмездии и приказывал мне немедленно вернуться в Берлин. Путешествие оказалось малоприятным: полет над Черным морем, Болгарией и Югославией практически у самой земли, чтобы избежать нападения союзных истребителей. За день до моего прибытия германское правительство выпустило коммюнике, в котором указывалось, что германский посол в Анкаре на время покидает свой пост. Когда в Берлине Риббентроп сообщил мне об этом решении, добавив, что Турции предполагается направить резкую ноту с угрозами принятия ответных мер, я сказал ему, что единственным результатом подобного шага может стать только удовольствие, которое мы таким образом доставим западным союзникам. Мне не нравится его практика отзыва посла в случае любого обострения отношений со страной его аккредитации. Ведь именно в такой ситуации более всего и требуется присутствие посла. Если он намерен устроить мне дипломатические каникулы, то я предпочту, чтобы взамен он принял мою отставку. Риббентроп пришел в раздражение и сказал, что этот вопрос должен решать Гитлер.

Когда Гитлер принял нас обоих, я обнаружил, что он вновь склонен считаться с разумными доводами, и приготовился оспорить решение министра иностранных дел. Гитлер заявил, что совершенно бессмысленно посылать резкую ноту с угрозами контрмер, коль скоро мы не в состоянии их выполнить. Он согласился, что в подобной ситуации очень важно, чтобы посол находился на своем посту, и просил меня немедленно возвращаться. При обсуждении общего положения дел я заговорил об информации, касавшейся принятых в Тегеране решений, которую мы получили из добытых Цицероном телеграмм. Гитлер раздраженно ответил, что намерения союзников уничтожить Германию лучше всего видны на примере их требования о безоговорочной капитуляции. Все остальное – только пропаганда, направленная на то, чтобы ослабить Германию и внедрить в сознание немцев идею о неминуемом поражении. Гитлер начисто отрицал возможность любого компромисса и был по-прежнему уверен в неприступности «Атлантического вала». Как только англичане и американцы об него споткнутся, он быстро остановит русских. Риббентроп только согласно кивал. Продолжать подобный разговор было совершенно бессмысленно.

В тот же день мне сообщили, что мой сын, служивший в танковой разведывательной части в Ренне, был ранен во время воздушного налета и находится в парижском госпитале. Я попросил у Гитлера разрешения навестить его. Разрешение было дано. По железной дороге я ехал через Саарбрюккен, Мец и Шалон и был поражен видом разрушений, причиненных воздушными налетами большим городам, расположенным вдоль моего маршрута. Железнодорожное сообщение поддерживалось только с величайшим трудом, а во Франции военно-воздушные силы союзников неделями бомбили мосты, путевые выемки и сортировочные станции. В Меце, к примеру, для прохода поездов удавалось поддерживать в исправном состоянии только одну колею. В поезде я встретил своего старого друга графа Шуленбурга, бывшего нашим послом в Москве, который ехал на несколько дней в Париж. Эта была наша последняя встреча перед тем, как он стал жертвой чистки, последовавшей за покушением на Гитлера, случившимся 20 июля.

Удостоверившись, что сын находится на пути к выздоровлению, я провел несколько дней, изучая положение во Франции.

Чтобы составить представление об оборонительных мероприятиях, проводимых в преддверии ожидавшегося со дня на день вторжения во Францию союзников, я посетил в его штаб-квартире фельдмаршала фон Рундштедта. Фельдмаршал был в отчаянии. Систематическое разрушение сети железных дорог исключало быстрое маневрирование резервами. Он сообщил об этом Гитлеру и высказал мнение, что отразить крупномасштабную высадку невозможно. Я не смог поговорить с ним наедине, поэтому все попытки выяснить, посвящен ли он в планы по устранению Гитлера, и узнать его мнение о целесообразности затягивания войны оказались бесплодны. Кроме того, я встретился с командующим Парижским военным округом генералом фон Штюльпнагелем. Он был еще более пессимистичен, чем фон Рундштедт, но никак не отреагировал на все мои высказывания о необходимости найти какой-то иной путь для завершения войны.

Германский посол во Франции Абетц пригласил меня на завтрак с месье Лавалем и другими значительными французами. В приватной беседе Лаваль уверял меня, что с момента падения Франции он всегда стремился к сотрудничеству с Гитлером в деле переустройства Европы, но фюрер всегда этому препятствовал. Надвигающееся вторжение, если оно пройдет успешно, будет означать конец войне и конец Гитлеру. Сопротивляться высадке было бы возможно только при поддержке французов, которых он так жестоко обманул. Он попросил меня внушить фюреру, что остается последний шанс устроить франко-германские отношения на новой основе. Если Гитлер хочет для отражения вторжения воспользоваться помощью французов, то он должен продемонстрировать полное доверие к французскому народу и согласиться на проведение некоторых давно необходимых мероприятий.

Сразу же после этого я отправился в Зальцбург, чтобы еще раз встретиться с Гитлером. Как я и предсказывал Лавалю, его жалобы и претензии не произвели на фюрера ни малейшего впечатления. Он бесцеремонно все отверг. Гитлер тогда уже жил грандиозными иллюзиями, не имевшими никакого отношения к реальности.

Не успел я вернуться в Анкару, как началась операция «Оверлорд». Через десять дней после этого Менеменджиоглу был вынужден уйти в отставку с поста премьер-министра. В известной степени в этом была наша вина. Главное командование германского военно-морского флота просило разрешения провести через Дарданеллы из Румынии в Эгейское море некоторое количество небольших судов. Мой военно-морской атташе адмирал фон дер Марвиц заверил, что в этой группе не будет боевых или вспомогательных кораблей, а на судах не будет ни военных моряков, ни оружия. Разрешение было дано, но прибытие первого же корабля вызвало сильный протест союзников.