самостоятельной части явилась группа офицеров, в прошлом студентов, жителей Ростова и Нахичевани. Было получено разрешение командования к формированию батальона. Дружно взялись они за нелегкую задачу. Помимо трудностей самого формирования, брали они на себя тяжелую моральную ответственность перед своею совестью и теми, кто так охотно пошел на их призыв. Какие поистине трогательные сцены можно было наблюдать в период создания батальона. Каждый день являлись для поступления молодые студенты, гимназисты старших классов и совсем еще с детскими личиками мальчики-кадеты. Моложе семнадцатилетнего возраста обязаны были приносить письменное разрешение от своих родителей на право поступления в батальон. Были случаи, когда, не получив такого разрешения, малолетний доброволец, чтобы быть принятым, подделывал подпись своих родителей. С каким трудом удавалось отцу или матери уводить своего «беглеца» из батальона. Слезам не было конца. Вспоминается момент, когда один из насильно уведенных ночью, в снежную пургу, при выступлении армии в поход, догнал батальон и оставался там до конца похода, разделяя все тяготы и лишения тяжелого пути. Навсегда останется в памяти группа воспитанников одной из средних школ Ростова. Увлеченная призывом добровольцев, оставила она семейный очаг, бросила учение и, с верою в правоту своего дела, вступила в ряды армии.

Через месяц Студенческий батальон был готов. Во главе его стал генерал Боровский, создавший себе славу бесстрашного боевого командира на Великой войне. Как никто, сумел он подойти к молодежи, понять ее чуткую натуру, влить в нее воинскую отвагу и сделать из юноши бойца, по своим качествам не уступавшего умудренному опытом боевому офицеру. Воспитанный и подготовленный своим командиром, там, в бою на поле брани, выявился во всем своем величии бесстрашный русский юноша, инстинктивно восприявший свой высший долг гражданской жертвенности. Безропотно переносил он тяготы и лишения крестного пути. Он не убоялся смерти ради торжества им осознанной идеи. Разве не величием прозвучали слова умирающего мальчика Кости Проценко, павшего от пули красноармейца, спросившего своего командира: «Исполнил ли я теперь свой долг перед родиной?..» В другом месте тяжело раненный в живот Миша Городисский ответил на вопрос о состоянии своего здоровья приятелю, пришедшему его проведать: «Подобные муки можно переносить лишь при сознании, что ты пострадал за правое дело…»

А сколько таких примеров безграничной самоотверженности остались незамеченными. Их тысячи и тысячи! И на вопрос: выполнила ли русская молодежь свой моральный долг в тяжкие дни России – ответ один: содеянный ею подвиг был превыше ее сил. И если до настоящего времени, по причине, от нас не зависящей, ей не воздвигнут земной памятник признательности, то у каждого из современников пережитого лихолетия навсегда в сердцах останется чувство гордости бессмертному величию ее подвига.

И. Лисенко

Записки юнкера 1917 года

(продолжение)

Первые пушки Добровольческой армии[350]

Во время нашего пребывания в Ростове командование узнало, что в селе Лежанка Ставропольской губернии, в восемнадцати верстах от Донской области, расположилась часть самовольно ушедшей с «Турецкого фронта» 39-й артиллерийской бригады. С разрешения атамана туда была послана группа конных юнкеров-артиллеристов под командой поручика Давыдова. Для «маскировки под казаков» к нам добавили юнкеров казачьего училища. Начальником экспедиции был лейтенант Герасимов.

После двухдневного похода отряд ночью проник в село, снял караул в батарейном парке и, будя по хатам ездовых, заставил их заамуничивать и запрягать лошадей. К рассвету из села выступили два орудия образца 1900 года, 4 зарядных ящика со снарядами и телефонная двуколка. Несмотря на организованное Дербентским полком преследование, отряд благополучно вернулся в Новочеркасск и сдал добычу в первую артиллерийскую часть Добровольческой армии – Михайловско-Константиновскую юнкерскую батарею.

По возвращении юнкеров из Ростова был произведен орудийный расчет, я попал третьим номером во 2-е орудие. В батарею прибыли артиллерийские офицеры и заняли командные должности. Начались занятия при орудиях и уход за лошадьми. «Пленных» ездовых 39-й бригады отпустили по домам.

Вскоре скончался от ран, полученных под Ростовом, юнкер К.А.у. Малькевич. Батарея заимствовала для похорон орудие запасной казачьей батареи. Сняли тело орудия, отвезли на лафете гроб и похоронили соратника. Но орудие образца 1902 года не вернули. Долго требовали казаки обратно свою пушку, но им отвечали, что «юнкера не умеют собрать орудие». Тогда казачий комитет заявил, что будет разговаривать только с юнкерским комитетом. Командир приказал юнкерам-студентам постарше разыграть роль комитета. После долгой торговли постановили: вернуть казакам деревянную платформу, на которой прикреплялся гроб, и траурное покрывало. Орудие же осталось в нашей батарее до перевооружения летом 1919 года на английские орудия. Благополучно прошло Чернецовский, 1-й и 2-й Кубанские походы под командой доблестнейшего штабс-капитана Шперлинга, нося название 1-го, или похоронного, орудия батареи.

* * *

После разоружения 272-го и 273-го пехотных запасных полков в Новочеркасске Сводная Михайловско-Константиновская батарея продолжала свои занятия пехотным строем и несение караулов. Но не долго продолжалась спокойная жизнь батареи в Платовской гимназии.

В город Ростов-на-Дону прибыла яхта Черноморского флота «Колхида» и вооруженные тральщики. Местный подпольный революционный комитет с помощью красной гвардии из рабочих и солдат двух запасных пехотных полков захватил важнейшие учреждения города, разоружил казачий гарнизон и заключил начальника Ростовского войскового округа генерала Потоцкого и его офицеров на яхте «Колхида». Донской Круг поручил атаману подавить восстание.

Вернувшиеся с фронта и запасные казачьи части были ненадежны. Утром 25 ноября Донской атаман послал по железной дороге спешенную сотню юнкеров Новочеркасского казачьего училища и, по соглашению с генералом Алексеевым, Юнкерский батальон добровольцев. Отряд под командой полковника Хованского с боем занял город Нахичевань, но, понеся большие потери, отошел к станции Кизитеринка.

К нам пришел казачий полковник и спросил: «Правда ли, что юнкера-артиллеристы не владеют винтовками?» Мы, конечно, возмутились и объяснили, что большинство из нас кадеты и что мы занимались пехотным строем под руководством пехотных офицеров. Оказывается, наш командир доложил, что мы не подготовлены для ведения пехотного боя. Так как положение стало угрожающим, командование вызвало на погрузку вторую сотню казачьих юнкеров. Пришло приказание приготовиться к отправке и нашей роте (батарее).

Утром второго дня наступления на Ростов наша полурота должна была атаковать кирпичные заводы на окраине Нахичевани. После первого неудачного боя настроение у всех было напряженное. Каждый понимал, что будут большие потери, и вспоминал убитых и раненых вчера друзей. Позади нашей цепи появилась фигура в черных форменных пальто и фуражке. Взводный спросил:

– Кто вы такой и что вам нужно?

И получил спокойный ответ:

– Семинарист. Я хочу воевать с вами.

– Но у вас нет винтовки!

– А вот когда кого-нибудь из вас убьют, я и возьму винтовку.

Хотя этот юноша