Сегодня, пользуясь затишьем перед грядущим сражением, мы устроили в обеденном шатре пир для командного состава и союзных вождей. То была древняя восточная традиция – как мне казалось, неплохая.

Хармиона доставила из Патры сундук с моими нарядами. Я надела платье, простота покроя которого являла разительный контраст с богатейшей материей – вышитой парчой с жемчужной отделкой. Я хотела надеть на пир то, что считала своей военной униформой: серебряный панцирь, красную накидку на плечи и крылатый серебряный шлем. Но Хармиона убедила меня, что за пиршественным столом доспехи неуместны.

– Римляне, конечно, явятся в военном облачении, но это лишь потому, что им больше нечего выбрать. А восточные цари наверняка разоденутся в пух и прах, вот увидишь.

Конечно, она оказалась права. Когда мы с Антонием поднялись на помост перед штандартами легионов и эмблемами других воинских формирований, мимо нас прошествовала вереница монархов, флотоводцев и полководцев. Антоний, как и подобало верховному главнокомандующему, выделялся своими великолепными парадными доспехами; я рядом с ним не отвлекала внимание на себя. Его золотой нагрудник, богато украшенный чеканными символами, сценами и фигурами, усугублял его геройский вид.

Каждый из гостей подходил к хозяевам пира и здоровался. Владыка Галатии Аминта – высокий стройный мужчина в струящихся одеждах – горделиво сообщил, что привел две тысячи всадников. И он имел повод для гордости: галаты считались одними из лучших конных воинов мира.

Проследовал Архелай из Каппадокии – лысый коротышка, приходившийся дальним родственником моему несостоявшемуся жениху. Он также доложил о своем вкладе в общее дело и отошел к своему месту. Громадный Дейотар, царь Пафлагонии, с поклоном заверил Антония в своей верности, как и подошедший после него смуглый, нервный и подвижный Таркондимот, царь верхней Киликии, в повадках которого мне почудилось что-то змеиное.

Митридат из Коммагены был добродушным толстяком, похожим на шар в своем свободном складчатом одеянии. Приведенные им люди имели репутацию свирепых бойцов. Реметалк Фракийский отличался бугристым носом, но зато носил великолепные серьги, а другой царек из Фракии – Садал – опасной грацией напоминал священную кошку Баст. За ним подошел величавый и уравновешенный царь Эмесы Ямвлих.

После царей и царевичей с докладами о приведенных полках проследовали представители монархов, не прибывших лично, – таких как Малх Аравийский, Полемон Понтийский или царь Мидии.

Потом настал черед наших военачальников и командиров Канидия Красса и Квинта Деллия с их военными трибунами и флотоводцев: Публиколы, Марка Инстия, Агенобарба, Гая Соссия, Квинта Насидия и Децима Туруллия. Соссий продолжал командовать эскадрой, базировавшейся на Закинфе, Насидий – в Коринфе. Туруллий навлек на себя наше неудовольствие, проявив излишнее рвение: дабы способствовать строительству новых кораблей, он пустил под топор священную рощу Асклепия в Косе. Это деяние, разумеется, приобрело широчайшую известность и не способствовало популярности нашего дела. Не говоря уж о том, что ссориться с богами нам было не с руки.

Наконец, ступая неспешно и с достоинством, заняли свои места сенаторы. Каким-то чудом они ухитрялись сохранять для подобных случаев белоснежные римские тоги, весомо уравновешивавшие пестроту и пышность восточных одеяний. Шла уже середина апреля, ночные морозы ослабели, и в просторном дощатом павильоне с низкой крышей было достаточно тепло без печей и жаровен за счет естественного тепла тел собравшихся. Стараниями многочисленных служителей здесь установили длинные раскладные столы и пиршественные ложа: места царей, царевичей, высших военачальников, флотоводцев и сенаторов выделялись великолепными скатертями и покрывалами, гостям рангом пониже приходилось довольствоваться наброшенными на дерево плащами или седельными попонами. Почетное место оставалось пустым. По шутливому замыслу Антония оно предназначалось для его товарища – консула Октавиана.

– Как же иначе? Ведь мы служим вместе, – с усмешкой сказал мне Антоний.

– Только не в его глазах, – отозвалась я.

Но мне это понравилось: Антоний смело и открыто продемонстрировал свое положение, которого пытался его лишить Октавиан. В настоящее время соображения права, закона, соблюдения договоренностей уже не играли роли. Имели значение только армия и флот.

В полевых условиях обычные для римских трапез трехместные застольные ложа пришлось заменить на восточные, более длинные. Все устроились потеснее, ближе друг к другу.

Мы с Антонием восседали во главе длинного стола. Между нами находилось пустое «место Октавиана», а по обе стороны сидели Канидий Красс и Аминта.

Серебряные трубы уже подали сигнал, но слуги еще не начали подносить блюда. Антоний встал и обратился к гостям:

– Приветствую вас! Мы надеемся, что все будут есть с удовольствием и пить на здоровье, позабыв про церемонии, неуместные в полевых условиях. Если хочешь взять какое-то кушанье, тянись за ним и не стесняйся! Хочешь обратиться к кому-то, сидящему далеко от тебя, – крикни! А если кто-то желает говорить со мной – пожалуйста! При виде вас мое сердце переполняется радостью, и прежде, чем мы расстанемся, я непременно выскажусь о нашей кампании. Но сейчас я счастлив объявить, что к нам наконец доставили хианское вино! Корабль причалил к Левкасу сегодня в полдень.

Гости затопали ногами и захлопали в ладоши.

– Кроме того, сегодня мы наловили полные сети свежей рыбы и креветок. Можете лакомиться вволю: сам Нептун позаботился о нашем столе. – Он высоко поднял чашу и отпил глоток. – Давайте же наслаждаться плодами его щедрости! – Он снова сел и кивнул в сторону места Октавиана. – Жаль, что тебя нет с нами.

– А будь он здесь, мы бы его зарезали! – вскричал Аминта, взмахнув извлеченным неизвестно откуда кривым кинжалом с какой-то гравировкой на клинке.

– Нет! – испуганно воскликнул Антоний. – Клянусь, если бы мой брат-триумвир явился сюда и занял это место, я принял бы его с почетом.

Да, он, пожалуй, так бы и поступил. Благородство всегда было его слабым местом.

– Не думаю, что он появится, – промолвил Канидий. – Мы его не приглашали. Вряд ли в нашем лагере у него есть шпионы, успевшие передать, что его дожидается место за пиршественным столом.

Начали разносить первое блюдо – окуня, тушенного в вине с тимьяном. Я привезла с собой из Египта золотые тарелки для самых высокопоставленных гостей, и рыбу важным особам подавали именно на них. Ножи, ложки и чаши у них тоже были золотыми. Я вообще имела привычку повсюду возить с собой золотую утварь.

– Лучше бы тебе его спрятать, – холодно сказал сидевший рядом с Аминтой Агенобарб, глядя на кинжал. Флотоводец был невысокого мнения о большей части наших союзников и не считал нужным это скрывать. Он пригубил вина. – Надеюсь, твои кони добрались благополучно. От Галатии путь неблизкий, особенно для двух тысяч лошадей.

– Да, путь нелегкий, – признал Аминта, – но все