Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старший следователь прокуратуры Львовской области юрист 1-го класса Антошко Р. Е. с соблюдением требований ст. 160–165 УПК УССР допросил в качестве свидетеля нижепоименованного:
Сокольницкий Габриэль Зенонович, 1877 г[ода] рождения, уроженец бывшей Варшавской губернии, поляк, профессор Львовского политехнического института, зав[едующий] кафедрой электрических станций, проживающий в Брюховичах Львовской области по ул[ице] Стасова, 1.
Будучи предупрежден об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний по ст. 89 УК УССР, свидетель показал:
О событиях, происходивших в городе Львове в первые дни захвата его гитлеровцами, мне известно следующее.
Я считаю, что одновременное без каких-либо причин и поводов уничтожение во Львове большой группы известных ученых было преднамеренной и заранее подготовленной акцией фашистов. Первой жертвой стал профессор Политехнического института доктор Казимир Бартель, бывший премьер-министр Польши. Он был арестован в своем рабочем кабинете в здании института, куда он пришел, только что оправившись после болезни и тяжелой операции. Через несколько дней его жена Мария Бартель пришла в тюрьму узнать о его судьбе и там ей сообщили, что он умер. Об этом злодействии я узнал от сотрудников института, когда появился здесь на шестой день после прихода гитлеровцев, а до этого я находился в своем доме в Брюховичах, в десяти километрах подо Львовом. Только этим обстоятельством могу объяснить тот факт, что я лично не разделил участи своих коллег.
В ночь с 3 на 4 июля 1941 года были арестованы в своих квартирах известные ученые профессора: Антон Ломницкий и Владимир Стожек – математики, Каспар Вайгель – геодезист, Станислав Пилат – технолог, Роман Виткевич и Казимир Ветулани[1761] – механики, Владимир Круновский[1762] – электрик. Они находились непродолжительное время в бурсе Абрагамовича, которая расположена на Вулецкой горе. Об этом страшном злодеянии потом узнало все население города. О некоторых подробностях этого преступления мне рассказывал знакомый профессор медицинского института Гроэр[1763] – единственный человек, оставшийся в живых из числа арестованных профессоров. Это объяснялось, по-видимому, тем, что его жена была американкой и он сам был близок к американским кругам. По словам Гроэра, арестованные были выведены из бурсы Абрагамовича на Вулецкую гору и там расстреляны. Насколько помнится, Гроэр, кажется, говорил мне, что в числе солдат немецкой охраны в бурсе Абрагамочива были люди, говорившие между собой на украинском языке.
Показания мною прочитаны, записано с моих слов правильно. подпись Допросил: ст[арший] следователь прокуратуры Львовской области. подпись
ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 392. Л. 17–18. Машинопись. Копия.
2.3. Протокол допроса свидетеля В. Т. Гемборовича, г. Львов, 15 января 1960 г
Старший следователь прокуратуры Львовской области юрист 1-го класса Антошко Р. Е. с соблюдением требований ст. 160–165 УПК УССР допросил в качестве свидетеля нижепоименованного:
Гемборович Вячеслав Теофилович, 1893 г[ода] рождения, уроженец города Ярослава[1764] под Саном в Польше, поляк, с высшим образованием (окончил Львовский университет в 1920 году), работающ[ий] научным сотрудником Львовского этнографического музея Академии наук УССР, проживающий во Львове по ул[ице] Добролюбова, 9/4.
Будучи предупрежден об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний по ст. 89 УК УССР, свидетель показал:
В один из первых дней июля 1941 года, уже после того, как немецкие войска вступили во Львов, жители города содрогались от ужасного известия об аресте нескольких десятков наиболее выдающихся деятелей науки. Повторялись имена всемирно известных людей, произведения которых были переведены на другие языки, в том числе и на немецкий, исследования которых высоко ценились за границей, которые спасли жизнь тысячи больных, которые воспитали многочисленных специалистов – своих наследников. Сначала все думали, что, судя по привычным для немцев методам, дело шло о заложниках, хотя для этого не было никаких объективных причин, да и персональный состав арестованных не давал повода к таким выводам. Среди арестованных были известные профессора медицинского института: Ренцкий и Соловей[1765], 80-летние старики, жены профессоров Грека[1766], Островского, Руффа[1767], профессор Новицкий с сыном, ректор Лоншан[1768] с тремя сыновьями[1769], из которых один только что закончил среднюю школу, а другие были еще слишком молоды, чтобы занять какое-либо общественное положение. Все эти вопросы мучали угнетенных людей, ожидавших какого-то официального сообщения, которое разъяснило бы загадку. Однако такого сообщения не последовало. Всплывали новые подробности, которые указывали, что здесь не было никакого недоразумения. Стало известно, что эта акция была заблаговременно подготовлена. Не подлежало сомнению, что «5-й колонной» еще до начала войны с Польшей был составлен подробный список будущих жертв из числа польской интеллигенции, а план этот осуществлялся без учета изменившейся обстановки.
Например, на квартиру профессора-окулиста Беднарского[1770] ворвались с намерением его арестовать, в то время как Беднарский умер несколько месяцев тому назад. Тогда вместо него был захвачен его ученик – доцент Гржензельский[1771], который проживал на другой улице. Разыскивали директора института им. Оголинских – профессора Бернадского, но он также умер еще в сентябре 1939 года, тогда взяли его заместителя – Вислоцкого. Среди жертв был ряд студентов медиков, которые после ареста бесследно пропали. Среди захваченных профессоров были известные хирурги: Островский, Руф, Гилярович, Домбржанецкий, профессора Политехнического института: Пилат, Ломжицкий, Вайгель, Круковский, Виткевич, Стожек, некоторые из них так же, как арестованный профессор университета Рузевич, были выдающимися представителями математической науки, известной под наименованием «Львовской математической школы». Загадкой оставалась причина ареста популярного писателя, переводчика и знатока французской литературы – профессора Бой-Желенского. Эта загадка была разъяснена, когда выяснилось, что все они были расстреляны фашистскими захватчиками и их пособниками. Единственной виной этих погибших людей была их национальность, глубокие знания и добросовестное служение науке.
Ночами в городе на пустых и темных улицах раздавались выстрелы и стоны неизвестных жертв, а рано утром, идя на работу, доводилось обходить свежие лужи человеческой крови. Начались массовые облавы на людей, которые затем шли на расстрел или в концлагерь, где их ожидала смерть еще страшнее. Проводилась охота на молодых людей, которые увозились в Германию на принудительные работы. А тех, которые сопротивлялись или уходили в подполье, расстреливали на площадях и улицах города среди белого дня. Были закрыты средние школы, библиотеки, театры, музеи. Такова была обстановка во Львове в эти дни.
Протокол мною прочитан, записано с моих слов правильно. подпись
Допросил: ст[арший] следователь прокуратуры Львовской области. подпись
ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 392. Л. 19–21. Машинопись. Копия.
2.4. Протокол допроса свидетеля Ю. А. Шкрумеляк, г. Львов, 15 января 1960 г. (перевод с украинского языка)
Старший следователь прокуратуры Львовской области юрист 1-го класса Антошко Р. Е. с соблюдением требований ст. 160–165 УПК УССР допросил в качестве свидетеля нижепоименованного:
Шкрумеляк Юрия Андреевича, 1895 года рождения,