Рудницкий Михаил Иванович, 1889 года рождения, профессор Львовского государственного универститета по кафедре филологии, член союза писателей СССР с 1940 года, проживающий в гор[оде] Львове по ул[ице] Устияновича, 6/9.

Будучи предупрежден об уголовной ответственности по ст. 89 УК УССР за дачу заведомо ложных показаний, свидетель показал следующее.

В городе Львове я проживаю постоянно с некоторым перерывом с 1907 года. Я находился здесь и первые 10 дней оккупации города гитлеровцами, а затем, опасаясь преследования, уехал в деревню.

Будучи в городе, я выходил на улицу нечасто, однако имел возможность встречаться со знакомыми. За несколько дней до начала войны обращало на себя внимание происходившее в городе оживление антисоветских элементов из 5-й колонны, на улицах раздавалась стрельба, были случаи убийств. В эти дни забрасывались на советскую территорию диверсионно-террористические группы бандеровцев, некоторые из которых были одеты в форму советских солдат. Эти группы с целью вызвать возмущение и смятение среди местного населения совершали убийства и грабежи. С первых дней оккупации города прежде всего подверглось массовому преследованию и уничтожению еврейское население. Затем была проведена страшная по своему замыслу акция уничтожения польских ученых. Присутствуя в городе Львове на судебном процессе по делу изменников Родины, членов семьи Барвинских, я слышал из показаний Александра Барвинского, врача, о том, что списки польской интеллигенции, намечаемой для уничтожения, были составлены гитлеровцами заранее, еще до начала войны. Мне лично известно по поводу уничтожения польских ученых следующее: я долгие годы знал профессора Бой-Желенского, который жил на квартире профессора Грека. Я давал ему уроки украинского языка и для этой цели приходил к нему домой ежедневно по утрам. В один из первых дней июля 1941 года, как обычно придя на квартиру профессора Грека, я узнал от домашних об аресте его и профессора Бой-Желенского. Мне также было лично известно об аресте профессора Ломницкого от членов его семьи. Позднее стало известно, что арестованные польские ученые и профессора содержались в здании бурсы Абрагамовича, а затем были расстреляны на Вулецкой горе. В эти дни прямо на улицах города производились аресты прохожих, молодых женщин хватали и вывозили куда-то на автомашинах.

В то время обыкновенному человеку было трудно различить, какие именно формирования оккупантов действовали в городе, поскольку они были разбиты на отдельные группы, были одеты в различную форму, а некоторые были в штатской одежде. Однако от некоторых знакомых мне украинских националистов (профессора университета Полянского[1778], ставшего при гитлеровцах бургомистром города), деятеля кооперации Зиновия Поленского, пришедшего вместе с гитлеровцами, и других, сбросивших с себя маску с приходом фашистов и не стеснявшихся в высказываниях, я узнал, что в городе действует украинский отряд под командованием известного оуновца Шухевича. Этот отряд не представлял собой воинское подразделение, а был предназначен для карательных целей. Позже стало известно, что этот отряд вместе с гитлеровцами участвовал в совершении многочисленных злодеяний в городе Львове и в том числе в уничтожении польских ученых.

Протокол мне прочитан, записано с моих слов правильно. Рудницкий.

Старший следователь прокуратуры Львовской областиАнтошко.

ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 392. Л. 51–53. Машинопись. Копия.

2.8. Протокол допроса свидетеля Э. И. Зайделя, г. Львов, 21 января 1960 г

Старший следователь прокуратуры Львовской области юрист II класса Габестро В. И. допросил свидетеля:

Зайдель Эдмунд Иосифович, 1922 года рождения, уроженец с. Хмелевичи Рубковского района Львовской области, женат, дочь 12 лет, из служащих, с высшим образованием (в 1959 г[оду] окончил Львовский политехнический институт), работает мастером строительной площадки в строительном управлении № 17 треста Львовского совнархоза, по национальности еврей, проживает по ул[ице] Бой-Желенского, № 18, кв[артира] 6 в гор[оде] Львове.

Об уголовной ответственности за ложные показания по ст. 89 УК УССР предупрежден (Зайдель).

В 1941 году, к началу войны с Германией, я работал на базе буфетов кино и театров разнорабочим.

Через неделю после начала войны Львов оккупировали немецкие войска. С первых же дней оккупации во Львове начались массовые грабежи и убийства.

Меня, брата и отца 4 июля 1941 года арестовали немцы и украинцы (все они были в немецкой военной форме), нас направили на улицу Гербуртов № 12 (нынешнее название ул[ицы] Глинки). Там находился какой-то карательный батальон, названия которого я не знаю. В этот же день я видел, как один немец бил одного из арестованных палкой. Когда тот терял сознание, немец приказывал нам отливать его водой и продолжал избивать палкой.

Тогда же, 4 июля 1941 года, нас погнали на работу на очистку квартир убитых поляков. Работали мы на ул[ице] Гербуртов, 3 или 5, в особняке. Когда мы вошли, в квартире было все перекидано.

Руководящий нами немец, унтерштурмфюрер[1779] батальона приказал нам собрать и сжечь все грамоты и дипломы, отложить в сторону все ценные вещи, убрать квартиру и подготовить ее к вселению. Кого собрались поселять, мы не знали. Собирая и сжигая дипломы и грамоты, я видел, что документы это профессора Бартеля. Дипломов, грамот, дарственных адресов было очень много. Все именные, адресованные профессору и польскому премьеру Бартелю. Кроме того, было много книг, сувениров с дарственными надписями от студентов и ученых.

Тогда же, в первые дни оккупации, мне приходилось видеть, как немцы и украинцы в немецкой форме грабили магазины, скот в селах и др.

Проработав три дня в команде на ул[ице] Глинки, я сбежал, т. к. немцы там избивали всех нас без всякой вины. Помню такой случай: когда мы убирали в домике Бартеля, подъехал немец в открытой машине, взял меня и еще одного юношу и повез нас на рынок возле здания Горсовета. В то время только появилась клубника и была очень дорогой. Немец приказал погрузить на машину всю клубнику и черешню, что была на рынке у одной крестьянки; она стала плакать и требовать деньги. Немец сказал ей, что деньги заплатит, пусть едет с нами. Женщина не поехала, а послала своего сына, лет 19–20. Когда мы доехали до трампарка, немец ударил юношу по зубам и тот вылетел из машины, а мы с фруктами поехали дальше. На другой день немцы возили нас в села Женена-Русска и Женена-Польска (сейчас Рясна-Русская), где по их приказу мы прямо с пастбища погрузили на машину коров и телят. Коровы разбегались, тогда один из немцев позвал находящихся в поле крестьян, чтобы ловили коров и телят. Когда крестьяне не хотели идти, немец дал очередь из автомата в их сторону, а когда они подошли, избил их. У немцев были так называемые (неразборчиво) – кожаные плетеные трости, которые служили специально для избиения людей. Так была нагружена машина коров и телят; потом заехали в село, где позабирали у крестьян кур, цыплят, сметану