хотела представлять, как его неспособность найти Айреса и сделать то же самое для него мучает его каждую секунду, как во сне, так и наяву. Должно быть, именно поэтому Супруга так беспокойно спала.

Мы оставили костяные цепи на гробу на случай, если движение взбудоражит того, кто внутри. Все мы молчали, прислушиваясь к любым признакам жизни, пока деревянный гроб без опознавательных знаков осторожно выносили из пещеры и укладывали в повозку. Ривер оставался с ним, пока мы начинали свой путь в Падонию.

Сначала я думала, что это от беспокойства, что Малек проснется и попытается сбежать, но несколько раз я видела, как Ривер сидел рядом с гробом, положив на него руку и закрыв глаза. И это… это оставило меня с беспорядочным узлом эмоций в груди.

Когда мы приблизились к краю Кровавого леса, и мы с Кастилом ехали рядом с гробом, я наконец спросила Ривера о том, что занимало мои мысли.

— Ты дружил с Малеком?

Он долго смотрел на гроб, прежде чем ответить.

— Мы были друзьями, когда были моложе, до того, как он начал посещать царство смертных.

— А после этого все изменилось? — спросил Кастил, ведя Сетти вокруг нескольких куч камней.

Ривер кивнул.

— Он потерял интерес к Илизеуму, и эта потеря интереса стала… потерей привязанности ко всем, кто там жил.

— Мне жаль это слышать, — сказал Кастил, его взгляд метнулся через мою голову туда, где Малик ехал рядом с Нейлом.

Взгляд Ривера последовал за его взглядом.

— Странно, не правда ли, что его назвали очень схоже с Малеком?

Я не сказала ни слова.

Это сделал Кастил.

— Моя мать любила Малека. Я думаю, что часть ее всегда будет любить. Имя Малик было способом…

— Почтить память того, что могло бы быть?

— Да. — Кастил на мгновение замолчал. — Я думал о том, что ты сказал. Если Никтос мог посылать Часовых следить за Малеком, разве он не мог знать, когда Малек был замурован? Разве он не мог бы предотвратить это?

Ривер на мгновение замолчал.

— Первородный Жизни мог. Малек должен был сильно ослабнуть, чтобы быть замурованным. Пострадать. И Никтос, и Супруга почувствовали бы это. Ни один из них не вмешался.

Я уставилась на гроб, общее чувство тревоги вернулось. Они пытались защитить его, но не освободить.

— Ты знаешь, почему они этого не сделали? — спросил Кастил.

Ривер покачал головой.

— Я не знаю, но полагаю, что у них были свои причины.

Никто из нас не спал так хорошо, когда мы останавливались на отдых в последующие ночи. Думаю, мы были более чем немного встревожены тем, кто был в гробу, а не существами, которые называли Кровавый лес своим домом. Это чувство не ослабевало до тех пор, пока на девятый день мы наконец не выехали из-под багровых листьев.

— Как думаешь, мы доберемся до Падонии к ночи? — спросила я, когда мы поскакали дальше.

— Думаю, да, — ответил Киеран, сидя на лошади, которая ехала рядом с нашей.

— У нас будет день отдыха, прежде чем мы отправимся в Костяной храм, — добавил Кастил.

— Мне бы хотелось, чтобы у нас было больше времени. — Я откинулась назад, прижав ладонь к внезапно разболевшейся челюсти.

Кастил нахмурился и посмотрел вниз.

— В чем дело?

— Я не знаю. — Во рту появился вкус, насыщенный железом. — У меня болит рот. — Я потрогала верхнюю челюсть…

— Если это больно, — сказал Кастил, обхватив пальцами мое запястье, — тогда, может, не стоит в него тыкать.

— Это было бы слишком логично, — заметил Киеран, когда Кастил отнял мою руку от рта.

— Не помню, чтобы я спрашивала твоего мнения, — отмахнулась я.

Киеран усмехнулся. Впрочем, улыбка быстро угасла.

— Поппи. — Кастил излучал беспокойство, когда его взгляд переместился с моей руки. — У тебя изо рта идет кровь.

— Что? — Я провела языком по деснам. — Ну, думаю, это объясняет привкус крови во рту. Это довольно мерзко.

— Кас… — Киеран посмотрел на него.

Я нахмурилась, открывая для них свои чувства. Беспокойство исчезло.

— Что?

— У тебя болит рот или челюсть? — спросил Кастил, все еще держа меня за запястье, как будто ожидая, что я продолжу тыкать себя.

Что было вполне возможно.

— Скорее, это моя челюсть — верхняя. И боль иногда отдает в висок, — сказала я.

— И она то появляется, то исчезает? — Кастил сменил хватку на поводьях.

Я кивнула.

— Да. Уже даже не больно. И я думаю, что кровь перестала идти. — Я оглянулась на него. — Почему ты спрашиваешь?

Одна сторона его губ скривилась.

— Потому что я думаю, что знаю, почему это было больно. — Ухмылка стала глубже, пока не появилась ямочка. — Или, по крайней мере, я на это надеюсь.

Улыбаясь, Киеран покачал головой, пока Кастил подталкивал Сетти к обочине, замедляя его, чтобы Эмиль и Вонетта проехали мимо нас. Вольвены, следовавшие за нами, сделали то же самое, когда Кастил подъехал к Риверу, оставшемуся в задней части повозки. Малик и Нейл ехали с другой стороны.

— Что? — спросил Ривер.

— Понятия не имею, — ответила я.

— У меня к тебе вопрос, — начал Кастил, отпустив мое запястье.

— Отлично, — пробормотал Ривер.

Кастил был обескуражен таким не слишком охотным ответом.

— Есть ли у Первородных клыки?

Мои глаза расширились.

Ривер нахмурился.

— Если отвечать на этот случайный вопрос, то да. Как, по-твоему, они питаются?

В то же время, когда Кастил наклонил подбородок вниз, появилась вторая ямочка.

— Вот почему я думаю, что у тебя болит челюсть.

Я не могла ничего сказать целую минуту.

— Ты… ты думаешь, что у меня есть клыки? — спросила я.

Кастил кивнул.

— Мы не обзаведемся клыками, пока не пройдем Выбраковку. Наши рты будут болеть и кровоточить. Это похоже на прорезывание зубов.

— Почему я не удивлен, что вы до сих пор этого не поняли? — пробормотал Ривер, отступая назад.

У меня будут… клыки?

Вот дерьмо.

Я тут же подняла руку, и Кастил с усмешкой снова поймал мое запястье.

— Не разевай рот, Поппи.

Как я могла? У меня росли клыки! Я провела языком по деснам, не почувствовав там ничего странного. От Кастила исходило сладковатое веселье, но это было не единственное, что я почувствовала, когда он присоединился к Киерану. В горле собрался пряный, дымный аромат.

Моя шея выгнулась назад, когда я перевела взгляд на него.

— Ты в восторге от этого, не так ли?

— Да, черт возьми, очень. — Он опустил свою голову к моей, его голос был низким, когда он сказал:

— Не могу дождаться, когда почувствую твои клыки на своей коже.

По моему лицу поползло тепло.

— Кас…

— На многих местах, — добавил он.

— Гребаные боги, — пробормотал