– Так и есть, – подхватил он с чарующей откровенностью.

Но Роуз не удалось провести. Она помнила, что ей сказали. Они лгут. Они всегда лгут.

Через десять минут все вышли наружу. К великому веселью старых леди, мистер Келлер даже упросил шофера поднять капот, чтобы осмотреть двигатель. Покончив с делом и готовый проститься, он просиял.

– Теперь, когда будете навещать отца, вам придется заглянуть и ко мне, – сказала ему Хетти. – Это чуточку дальше по улице.

– Обязательно загляну.

– Милочка, – обратилась старая леди к Роуз, – дай мистеру Келлеру карточку, чтобы он и тебя навестил. Я уверена, Уильям с большим удовольствием прокатит его в машине. Пусть потолкуют о двигателе.

– Это очень любезно, – произнес Келлер. – Я буду рад.

Лицо Роуз закаменело. Еще бы ты не радовался, подумалось ей. Но если Эдмунд Келлер рассчитывает втереться к ней в дом со своими социалистическими идеями, то он ошибается.

– У меня нет с собой карточки, – героически солгала она. – Но я пришлю, – добавила она пресно.

– Ничего страшного, – сказала Хетти, извлекла из сумочки свою карточку и серебряный карандашик, написала на обороте адрес Роуз. – Найти легко. Это сразу за углом отеля «Готэм».

– Благодарю. Я зайду, – пообещал Келлер, когда автомобиль тронулся.

– Правда, прелесть? – спросила Хетти.

Рано вечером в тот же день, когда вернулся Уильям, Роуз рассказала ему все. Он выслушал, кивнул, но мыслями был далеко. Потом велел дворецкому принести двойной виски.

– На рынках выдался прескверный день, – сообщил он.

– Сочувствую, дорогой, – понимающе улыбнулась она. – Уверена, все образуется…

– Возможно.

Он мрачно выпил свой виски и пошел наверх к детям. За обедом Роуз снова заговорила о Келлере, и он сказал:

– Я могу просто забрать его, прокатить, и делу конец.

Но Роуз хотела другого. Она решила, что мистер Келлер ни в коем случае не осквернит порога ее дома. В конце обеда Уильям заявил, что устал, и отправился в постель.

Ей осталось только вздохнуть. Придется самой разобраться с Келлером.

В пятницу днем Уильям Вандейк Мастер вошел в церковь Троицы, что на Уолл-стрит. Он сел подальше, ближе к выходу. Затем начал молиться.

Церковь была хороша. Благодаря земельным пожертвованиям конца XVII века она все еще занимала обширную территорию, была богата и мудро распоряжалась деньгами. Она основала много других приходов в растущем городе, тогда как ее собственное приходское управление явилось первым, предоставившим негритянскому населению возможность получить образование в период, когда это не одобрялось многими общинами. Несмотря на богатство, ее интерьер отличался приятной простотой. Только одно витражное окно, в восточном приделе; все остальные были обычными и наполняли помещение мягким светом. Стены обшиты деревянными панелями. Церковь напомнила Уильяму библиотеку или клуб, но тот клуб, где в членах безусловно числилось благостное Божество.

Уильям не относился к числу слишком набожных. Он посещал церковь, поддерживал викария. Обычное дело. Он редко молился – правду сказать, только по воскресеньям. Но сегодня он пытался молиться, хотя была пятница. Его охватил великий страх.

Ему грозила потеря всего, что он имел.

Если задуматься, то сделать серьезные деньги на Уолл-стрит можно, по мнению Уильяма, только двумя путями. Первый был более консервативным. Нужно убедить людей платить вам за управление их средствами, или попросту перевод оных из одного места в другое. Если суммы достаточно велики – если вам удастся убедить, например, правительство доверить вам фонды, – то гонорары или мизерные проценты за проведенную операцию могут сложиться в солидное состояние.

Второй сводился к игре.

Конечно, с игрой исключительно на свои деньги далеко не уедешь. Придется занимать огромные суммы. Взять миллион, наварить десять процентов, вернуть чуть больше – и вот у тебя почти сто тысяч долларов прибыли. И все возможные операции, все сложные ставки на будущую стоимость чего бы то ни было, страхование от потерь, наука и искусство этой деятельности имели один общий, неоспоримый знаменатель: любая игра ведется на чужие деньги.

Естественно, что их приходится время от времени терять. И поскольку хозяевам невдомек, что вы потеряли их деньги, им можно заморочить голову, занять еще и компенсировать урон. Но рано или поздно – в далеком будущем или, если на рынке вспыхнет паника, ужасающе скоро – деньги нужно вернуть.

Уильям Вандейк Мастер не мог этого сделать. Он напортачил. Его долги превысили активы. А паника как раз началась, и все хотели вернуть свои деньги. Он был уничтожен.

Он ничего не сказал Роуз. В этом не было смысла, да он и не смог. И он остался наедине с Богом, не имея другого советчика. Теперь он гадал, не выручит ли его Всемогущий.

Надо было слушать отца! Уильям знал, что разочаровал его. Том Мастер мечтал, чтобы сын стал банкиром. Настоящим банкиром. А если Том Мастер заговаривал о настоящем банкире, то Уильям знал, что отец имеет в виду только одного человека.

Дж. П. Моргана. Могучего Пирпонта. Своего кумира. С тех пор как великий банкир начал перестраивать железные дороги, прошло много лет, и он обратился к морским перевозкам, рудникам и всем возможным отраслям промышленности. Когда он создал сталелитейную компанию «Ю. Эс. стил», она стала величайшей промышленной корпорацией, какую знал свет. Банкирский дом Моргана обрел колоссальную мощь и через свои советы директоров контролировал производства, общая стоимость которых намного превышала миллиард долларов.

Влияние Моргана приобрело глобальный характер. Он правил и жил как король. Боялись его тоже как короля. Возможно, даже больше. Пожалуй, как божества. Дельцы с Уолл-стрит прозвали его Юпитером.

Когда Уильям еще учился в Гарварде, Том Мастер сумел устроить ему собеседование с великим человеком. Репутация Моргана внушала благоговейный ужас, и Уильям насмерть перепугался, но Морган велел ему явиться вечером в его дом на Тридцать шестой улице, и он, когда его препроводили к титану, застал банкира в добром расположении духа.

Морган сидел за длинным столом. Шторы были задернуты, свет горел. Рослое сложение Моргана, львиная голова и нос картошкой были точно такими, как и ожидал увидеть Уильям. О злобности его взгляда ходили легенды, но дома, пребывая в одиночестве, он казался почти ласковым. Один конец стола был завален старинными книгами. На другом – возвышалась еще не распакованная мраморная голова античной статуи, а на темной ткани в свете ламп тускло поблескивала коллекция драгоценных камней – сапфиров, рубинов и опалов. Посреди же стола была развернута ярко освещенная средневековая рукопись, которую великий муж как раз изучал.

«На кого он похож? – подумал Уильям. – Может, на великана-людоеда в своем логове? На пирата среди сокровищ? На принца времен Ренессанса, из рода Медичи? Или на кого-то из кельтской старины, богатого и диковинного, – может быть, на волшебника Мерлина?»