3 января 1934 г. Черчилль в ответном письме написал, что рад был узнать, что Болдуин по-прежнему испытывает к нему «добрые чувства». «Индия в сторону, я желаю вам всего самого лучшего. Постараюсь сказать об этом по радио 16-го. В конце концов, нашу жизнь будут определять европейские распри. Здесь вы должны чувствовать, как давит этот груз».

16 января, выступая по радио, Черчилль действительно похвалил национальное правительство за обеспечение медленного, но верного экономического роста. Он также похвалил президента Рузвельта за «силу духа, с которой тот борется с трудностями». Он также повторил свое предупреждение о необходимости вооружения и создания альянсов для предотвращения войны – не только с бывшими союзниками, но и с нейтралами – такими, как Голландия, Дания, Норвегия, Швеция и Швейцария. «Мы должны разделить ношу по созданию достаточно сильной коалиции, чтобы, по крайней мере, в Европе ни один агрессор не посмел бросить ей вызов».

На протяжении 1934 г. Черчилль написал пятьдесят статей для газет и журналов и произнес более двадцати речей. Таким образом, он излагал публике свои взгляды в среднем один раз в пять дней. Главной заботой его по-прежнему оставалась оборона Британии. 7 февраля он говорил в палате общин: «Я не представляю, как, с учетом нынешнего состояния Европы и нашего положения, мы можем медлить с созданием таких военно-воздушных сил, которые были бы по крайней мере не слабее, чем те, что может использовать против нас любая держава. Пока Британия надлежащим образом не обеспечит свою безопасность, в обозримом будущем, при жизни всех тех, кто сидит сейчас здесь, может возникнуть дипломатический кризис, зазвучат угрозы, будет оказано давление, и в течение нескольких часов грохот бомб, взрывающихся в Лондоне, облака кирпичной пыли, огня и дыма известят нас о неэффективности мер, предпринятых для противовоздушной обороны».

Черчилль советовал правительству «начать реорганизацию гражданской промышленности таким образом, чтобы ее можно было быстро переориентировать на военные нужды. «Каждый завод в Европе, – сказал он, – уже подготовлен к тому, чтобы быстро начать выпуск продукции военного назначения для обеспечения печального бизнеса массового убийства. А что сделали мы? Нельзя терять ни часа». Он обрушился с критикой на правительство за то, что оно ждет изменения общественных настроений, а общество не желает перевооружения: «На правительстве его величества лежит тяжелая ответственность, и с каждым днем она становится все тяжелее. С этой ответственностью при желании легко справиться. Правительство обладает подавляющим большинством в обеих ветвях власти. Ему не откажут ни в одной просьбе. Ему нужно только сделать предложения, которые тут же будут поддержаны. Почему надо так скептически относиться к патриотической поддержке, которую наш народ оказывает тем, кто считает своим долгом опереться на нее?»

В ответ Болдуин заметил, что позиция Черчилля предполагает большую свободу и меньшую ответственность. Затем он сообщил палате: «Мы стараемся добиться упорядоченного ограничения вооружений. Если конференция по разоружению не достигнет своих целей, правительство сочтет долгом в первую очередь быстро отреагировать в интересах нашей страны». Но при этом он был уверен, что такой необходимости не возникнет: «Не думаю, что мы обречены на войну».

В своей речи Болдуин охарактеризовал замечания Черчилля как «очень интересные, чрезвычайно взвешенные и полные глубокого смысла». Герберт Сэмюэл оценил их иначе. Он сказал, что курс Черчилля – «да здравствует анархия, и давайте все вместе бросимся и погубим себя».

4 марта была выпущена «Белая книга обороны». Она начиналась заявлением, что правительство не допустит сокращения военно-воздушных сил ниже уровня Германии. «Правительство его величества ставит своей приоритетной целью достижение паритета в военно-воздушных силах среди ведущих держав». При этом заявлялось, что «гонки вооружений в воздухе следует избежать любой ценой», и выражалась надежда на то, что правительство сумеет добиться паритета в воздухе «путем сокращения сил других до британского уровня». Это означало, что Франции и России нужно существенно сократить свои авиационные силы.

«Обещание паритета», несмотря на все оговорки, вызвало резкий протест лидера лейбористов Клемента Эттли, который 8 марта в палате общин заявил: «Мы отрицаем необходимость наращивания воздушных сил». От лица Либеральной партии Арчибальд Синклер тоже осудил заявление: «Постоянное накопление вооружений – это глупость, опасность и расточительность». Черчилль не имел за собой поддержки никакой партии, но для представителей всех партий, которые его внимательно слушали, заявил: «Простого увеличения недостаточно. Политика, которую проводит правительство, находится в достаточно серьезном противоречии с суровой реальностью европейской ситуации. Недостаточно прикрываться тем, что Франция имеет превосходство в воздухе. Именно с неба грозит новая опасность. Таким образом, необходимо создать безопасное небо над головой так же, как на протяжении столетий нашу безопасность обеспечивал контроль над морями. Германия быстро вооружается, и никто не собирается ее останавливать. Никто при этом не предлагает начать «превентивную войну», чтобы не дать ей нарушить Версальский договор. Все прекрасно понимают, что этот очень одаренный народ, с их уровнем науки и производства, с тем, что они называют авиаспортом, способен очень быстро создать воздушные силы и оборонительного, и наступательного назначения. Германией правит горстка автократов, которые стали абсолютными властителями этой могущественной, одаренной нации и обладают полным контролем над общественным мнением благодаря всем возможностям, которые предоставляют современные технические достижения. Я опасаюсь того дня, когда возможности и средства, угрожающие Британской империи, окажутся в руках нынешних правителей Германии. И этот день, вполне вероятно, недалеко. До него, может быть, год, может, восемнадцать месяцев. Однако еще есть время, чтобы принять необходимые меры. Требуется не «обещание паритета», а достижение паритета. Но нам нужны средства для достижения этого».

Повернувшись затем к председателю совета лорду Стенли Болдуину, Черчилль заявил парламентариям: «Ему достаточно лишь решить, что нужно сделать, и парламент проголосует за все поставки и все необходимые санкции, если потребуется, в течение сорока восьми часов. Не нужно никаких разговоров о подготовке общественного мнения. Не надо идти на улицу и спрашивать людей, что они об этом думают. Решать должны парламент и кабинет министров, а народ будет судить, правильно ли они действуют как их доверенные лица. У лорда-председателя есть власть, а если у него есть власть, у него есть и то, что всегда прилагается к власти, – ответственность. Возможно, более тяжелая и более личная ответственность, чем ложилась на какого-либо слугу короны на протяжении многих лет. Возможно, он еще этого не осознал, но сегодня он – капитан корабля. Нация смотрит на него и ждет от него совета, ждет мудрого указания надежного курса в это опасное время, и я верю и надеюсь, что мы смотрим не зря».

В ответной реплике Болдуин сказал, что «не готов сегодня признать ситуацию безнадежной, но, если усилия Британии по разоружению ни к чему не приведут, правительство будет считать, что военно-воздушная мощь нашей страны не должна ни в чем уступать любым странам, расположенным на расстоянии прямого удара от наших берегов». Тем самым Болдуин поддержал требование паритета. Через три дня, 11 марта, Черчилль написал Хору: «Нельзя терять времени для удвоения наших военно-воздушных сил». Но через восемь дней после этого письма кабинет отверг его предложение, отчасти на основании того, что у министров еще оставалась надежда на разоружение, отчасти из-за требующегося существенного роста расходов, а отчасти потому, что полагали, как объяснял министр иностранных дел сэр Джон Саймон, что «германская экспансия, если даже станет реальностью, скорее всего, будет направлена на восток и юг, нежели на запад». Опасность, полагали, грозит скорее Австрии, Данцигу и Мемелю.