Опасения Хора насчет волнения в избирательных округах начали оправдываться 28 апреля, когда на ежегодном собрании ассоциации консерваторов в округе Хоршем и Уэртинг против индийской «Белой книги» проголосовали 161 человек, а в поддержку высказались лишь 17. На этой же неделе председателем объединенного специального комитета был назначен лорд Линлитгоу, друг Черчилля с Первой мировой войны. Надеясь убедить Черчилля отказаться от противостояния федеральной схеме устройства Индийского государства, он сказал: «Нечто подобное «Белой книге» должно быть реализовано. Индийская проблема в нашей стране не интересует широкие массы избирателей».

Линлитгоу предложил Черчиллю сосредоточить свою критику на тарифной политике правительства. Черчилль ответил: «Мне жаль, что вы заняли такую позицию относительно Индии. В этом смысле довольно любопытны замечания, сделанные три или четыре года назад о серьезном ухудшении положения в сельскохозяйственном департаменте после реформ Монтегю. А ведь они сыграли роль в формировании моих нынешних взглядов. Большое спасибо за предложение сменить тактику и атаковать правительство по поводу торговых соглашений, а Индию оставить в стороне. Не думаю, чтобы я остался в политике, и уж точно не принимал бы в ней активного участия, если бы не Индия. Поэтому мне совершенно безразлично, как противостояние «Белой книге» скажется лично на мне».

Линлитгоу не оставлял надежды убедить Черчилля в том, что он заблуждается. «Индийский сельскохозяйственный сектор, – писал он 4 мая, – с 1924 г. подвергся 100-процентной «индианизации». Этот процесс практически завершен, и никто не предполагает, что он может быть обратим. Если вы и те, кто с вами, в состоянии воссоздать Индию 1900 г., и – что гораздо более сложно – встроить ее успешно в мир 1934 г., то я буду первым, кто признает ошибочность своих суждений и восхитится вашей мудростью».

В письме Линлитгоу упрекнул Черчилля в старомодности. «Думаю, в этом у нас с вами принципиальное расхождение, – ответил Черчилль. – Вы полагаете, что будущее – простое продолжение прошлого, в то время как я нахожу в истории множество неожиданных поворотов и отступлений. Мягкий либерализм начала двадцатого века, всплеск нереалистичных надежд и иллюзий, которые последовали за прекращением Великой войны, уже подавлены жесткой реакцией и установлением диктаторских режимов – явных или завуалированных – почти в каждой стране. Более того, утрата наших внешних связей, сокращение международной торговли приводит растущее население Британии на грань крайнего упадка. Мы входим в период, когда в густонаселенных индустриальных державах все с большей интенсивностью начинается борьба за самосохранение. На мой взгляд, в Британии начинается новый период борьбы за жизнь, и главным вопросом станет не только сохранение Индии, но гораздо более серьезные притязания на коммерческие права. Пока мы уверены, что не предъявляем никаких требований к Индии, которые не совпадали бы с ее собственными интересами, мы имеем право использовать наше несомненное превосходство во имя нашего общего благосостояния. Ваши планы на двадцать лет отстали от времени».

«Время» действительно летело быстро. 7 апреля Гитлер официально установил нацистский режим во всех германских землях, положив конец их вековой автономии. Через шесть дней был издан закон, запрещающий евреям работать в государственных, муниципальных и местных учреждениях. В ходе дебатов, проходивших в палате общин в этот день, Черчилль снова предупреждал об опасности милитаризованной Германии: «После Великой войны мы говорили, что гарантией безопасности для нас станет демократическая Германия с парламентскими институтами. Все это уже сметено. Вы имеете диктатуру, самую беспощадную диктатуру».

Он обратил внимание на некоторые пугающие особенности немецкой диктатуры: милитаризм, апелляция к воинственному духу германцев, возвращение дуэлей в университетах и преследование евреев. Он продолжал: «Не могу не порадоваться тому, что немцы не получили тяжелые пушки, тысячи боевых самолетов и танков, за что они так боролись, требуя равного статуса с другими странами». Через десять дней Черчилль выступал на ежегодном собрании в Королевском обществе Святого Георгия. В речи, которая передавалась по радио, он сказал: «Ничто не спасет Англию, если она сама себя не спасет. Если мы утратим веру в себя, если мы утратим волю к жизни, тогда наши дни действительно сочтены. Если, в то время как иностранные государства постоянно утверждают все более агрессивный и воинственный национализм, мы остаемся парализованы нашими теоретическими доктринами или впадаем в немощь послевоенного истощения, тогда, действительно, все дурные предсказания сбудутся и наш крах будет стремительным и бесповоротным».

Борьба Черчилля против государственной политики в отношении Индии достигла апогея 28 июня. В этот день в Лондоне собрался центральный совет Консервативной партии, чтобы обсудить представление в парламенте законопроекта об Индии. Хор объяснял вице-королю, что правительство всю весну и лето занималось «созданием эффективной организации, которая смогла бы противостоять пропаганде, которую развернул Черчилль по всей стране». Он хотел, чтобы Фрэнсису Вильерсу, который был выбран для руководства этой организацией, было пожаловано рыцарское звание. Он надеялся, что это повысит престиж организации. Вильерс стал сэром. За три недели до заседания центрального совета Times советовала консерваторам не идти на поводу у Черчилля. Газета утверждала, что не может быть отказа от политики, которую представляет законопроект, и никакие предложения Черчилля не пройдут. Далее уже откровенно политическим языком статья предупреждала: «Если возобладает точка зрения Черчилля, то мистер Болдуин может задуматься о необходимости ухода с поста лидера партии и даже из общественной жизни».

Во время выступления Черчилля постоянно прерывали, не давая возможности привести свои аргументы. Он, по его собственным словам, стал «жертвой кампании». Враждебные выкрики не прекращались, и он в какой-то момент не выдержал: «Нет смысла на меня злиться, потому что я должен изложить дело. Мы обязаны изложить наши мнения по данному вопросу». Призыв не был услышан. Настроение аудитории, как он понимал, было хорошо спранировано. «Очень легко вести пропаганду, обвиняя конкретного человека», – сказал он. Даже его призыв дать ему возможность быть услышанным был встречен, как писал один репортер, «возгласами протеста и смехом».

Черчилль же говорил, что, прежде чем вводить федеральную независимость с управлением из центра, надо ввести автономию на уровне провинций и посмотреть, как это будет работать, и что это все не помешает ввести со временем центральное самоуправление в Индии. Но и эти предложения встретили смехом. Тем не менее голосование зафиксировало самое большое количество несогласных с политикой Макдональда – Болдуина. 356 голосов было подано против, 838 – за. Хотя индийская кампания Черчилля не закончилась, она постоянно наталкивалась на упорное сопротивление и искажение его аргументов со стороны партийных лидеров и их сторонников, решительно настроенных не допустить его влияния ни на политику партии, ни на участие в будущем Индии.

Правительство игнорировало и опасения Черчилля по поводу Индии, и отказывалось сокращать вооружения, несмотря на германскую угрозу. У Черчилля оставались весьма слабые надежды на обретение былого политического влияния. В июле подбадривающее письмо прислал его друг, член парламента от Консервативной партии Теренс О’Коннор, который вскоре станет заместителем генерального прокурора: «Ты стал частью жизни очень многих, и твоя личная судьба и успех заботят больше людей, чем ты можешь представить».