Мы с Терезой сидели у костра под звездным небом в той же бесконечной плоской пустыне, которую я уже видел во сне. Я смотрел на свои руки, протянутые над огнем, точнее, на Эммануилову печать.

— Почему, Тереза?

— Ты молился о том, чтобы она исчезла?

— Я действовал. Разве я мало сделал? По справедливости Он должен был ее снять.

— По справедливости мы все должны быть в Аду.

— Тогда все бессмысленно. Зачем нужен отбор с таким результатом?

— Не нам исследовать пути Всевышнего. И предлагать ему плату не нам. Ему и так все принадлежит. — Она указала взглядом на мои руки. — Ты бы поменьше туда смотрел.

— Ладно, обещаю.

Утром нам удалось поймать «Радио Тель-Авива». Оно уже давно работало в таком же режиме, как сотовая связь. А на этот раз диктор и вовсе сообщил, что они на автономном питании и больше пятнадцати минут не протянут.

Огненные вихри пришли с востока и подожгли город. Здания пылают, полиция и пожарные не справляются. Неизвестные черные убийцы преследуют людей независимо от возраста, пола, национальности и благосостояния. То же передают из Хайфы. Огненные вихри видели по дороге на Дамаск.

Я сидел на камне и смотрел на свои руки. Вспомнил обещание, данное Терезе, и перевернул их ладонями вверх. Рядом хлебом и чаем завтракал Жан.

— Может, тебе не стоило его убивать, — проговорил я. — При Эммануиле такого не было.

Он покачал головой.

— Это случилось бы рано или поздно. Он бы не удержал власть. Он освободил силы, которыми уже не мог управлять. Я сам удивляюсь, насколько легко мы с ним справились. Он не удержал Копья Судьбы. Значит, был слишком слаб, чтобы править миром. Зло само изживает себя. Оно обречено с самого начала, потому что держится не на любви, а на ненависти. Ненависть — не опора.

— Зачем же надо было с такими потерями его убивать?

— Он бы нашел способ убедить народ в своей невиновности в том, что происходит, и увел за собой в бездну еще многих и многих. Мы не предотвратили Конец Света, боюсь, что даже не отодвинули — слишком поздно. Но мы смягчили падение.

— И что мне с этим делать? — я вернул руки в прежнее положение.

Жан мельком взглянул на Знак.

— На мессу сходи. Хуже, чем вчера, не будет.

— Не вижу смысла изо дня в день ходить на концерт с одним и тем же репертуаром.

Плантар тяжко вздохнул.

— Ну что тебе делать после этого? Хоть один раз сходи.

Один раз я сходил. Даже не вырубился. Удовольствия мало, но вполне терпимо. Знак горел.

Плантар искренне порадовался. Приятно порадовать хорошего человека. Я задумался, насколько Жан хороший человек. В своей системе ценностей, несомненно, да. Насколько близки наши системы ценностей?

Он убил Марка. Но это был уже не Марк?.. Марк покончил жизнь самоубийством, введя себе смертельную дозу наркотика. Жан здесь ни при чем. Здесь при чем Эммануил. Я утешал себя подобными размышлениями, но без особого успеха. Я вполне мог общаться с Плантаром и даже прислушиваться к его советам, но не ему выводить меня к Свету. Для этого нужен человек, который ничем себя не запятнал. Жан оставался для меня убийцей моего друга.

— Попробуй исповедоваться, — сказал Жан.

— Кому? Иоанну?

— Почему бы нет? Это очень хороший вариант.

— Только не ему!

Честно говоря, на исповедь меня мог сподвигнуть только Конец Света. Я даже к психоаналитикам не ходил — считал слабостью.

— Ладно, твоя воля, — Жан вздохнул еще тяжелее.

— Понимаешь, я человек действия. Мне легче сделать что-нибудь, а не исповедоваться и молиться.

— «В начале было дело — вот в чем суть», — процитировал Жан. — Пьер! Внешнего без внутреннего не бывает.

— Хорошо… Может быть… Но кому-нибудь другому.

— Найду — не отвертишься! — резюмировал Плантар.

Мы прожили в нашей пещере еще около недели, слушая отрывочные сообщения о разорении все новых городов. Волна разрушения добралась до Каира и Багдада.

— Надо уходить отсюда, — сказал Жан.

— Куда?

— В Европу, там большая часть общины.

— Я останусь, — сказал отец Иоанн. — На Елеонской горе должен состояться Суд Божий, и я буду ждать его здесь.

— Божий Суд меня нигде не минует: в Европе или в Святой Земле. Благословите, отче.

Он преклонил колени перед Иоанном, и тот произнес слова благословения. Жан встал, и они обнялись.

— Пьер, ты остаешься?

— Нет, я с тобой.

Дело было не столько в Плантаре, никаких верноподданнических чувств к нему я не испытывал, хотя с ним было несколько легче, чем с Иоанном Богословом. Просто Европа нравилась мне куда больше, чем эта пустынная земля.

Мы за день добрались до Яффского порта: Жан, Вацлав и я. Порт был частью разрушен, частью сожжен. У набережной качались остовы обгоревших яхт: черные скелеты кораблей под пасмурным осенним небом. Жан недолго искал свою. На черном боку судна еще можно было разобрать полусожженное слово «Парцифаль». Восстановлению судно не подлежало.

Попытка арендовать яхту не привела ни к чему. Жан предложил хозяину перстень, явно очень дорогой и, очевидно, фамильный. Хозяин только усмехнулся: «Сейчас хлеб дороже этих побрякушек!» Эммануилова кредитная система, и так трещавшая по швам из-за дефицита электричества, с его смертью рухнула в один миг.

— В Акре много наших, — сказал Вацлав. — Попробуем там.

В Акре нам улыбнулась удача. Здесь была подпольная резиденция неприсягнувших госпитальеров. Подпольная в буквальном смысле. Нас угощали в подземной трапезной в романском стиле. Вполне средневековые факелы чадили на стенах ввиду отсутствия электричества. Плантара приняли с распростертыми объятиями, на меня даже не особенно косились. Практически у всех были фальшивые Знаки, а мою физиономию за последний месяц успели подзабыть. Да и кому придет в голову искать бывшего апостола Эммануила в одной компании с государем «погибших»? Так, похож…

Во время трапезы не произошло ничего примечательного, кроме прелюбопытной байки, рассказанной одним из рыцарей. Говорят, перед «войском демонов» идет красивая черноволосая женщина с безумными глазами и несет чашу, словно вырезанную из огромного изумруда. И предлагает всем: «Испей, это. вода жизни!» В чаше у нее огонь. И джинны ей подчиняются.

Мария. Если пули не берут воскрешенных Эммануилом, почему должен брать огонь? Я был уверен: она.

В отличие от соседней Хайфы, выжженной дотла, Акра была почти не тронута нашествием бывшего Эммануилова войска. Так что яхта для нас нашлась. Шестиместка без особых наворотов. Мы были рады до смерти.