* * *

Мы начали эту книгу рассказом о том, как ужасы и злодеяния, творимые во имя религии, многих отвратили от веры в бога и побудили искать счастья, удовлетворения, смысла жизни на иных путях. Теперь, приближаясь к концу нашего путешествия, мы видим, что поиск этот стал одним из важнейших мотивов современности, что множество глубоких и творческих умов ступили на этот путь с тех пор, как сто тридцать лет назад или около того безумец из книги Ницше изрек свое роковое откровение.

И снова напомним себе, что множество людей – быть может, самых добрых и законопослушных граждан – не видят в смерти бога ровно никакой проблемы. Мысль, что бог мертв, не наполняет их ни тревогой, ни трепетом. Такие люди иронически хмыкнули бы, услышав слова Роберта Музиля, что даже нелюбители метафизики все же ощущают чье-то «космическое присутствие», или замечание Томаса Нагеля, что всем нам свойственно порой смотреть на себя как бы с неизмеримой высоты. Эти наши сограждане – определенно не «любители метафизики» и не склонны искать в повседневности «глубокий смысл». Они просто живут – день за днем, месяц за месяцем: как-то сводят концы с концами, радуются жизни, когда есть чему порадоваться, а метафизических проблем, которыми так озабочены их ближние, вовсе не замечают. Они не ждут, что человечеству когда-нибудь удастся разрешить «великие вопросы», и не тратят времени на прояснение их для себя. В сущности, это самые далекие от религии люди – и, быть может, самые счастливые.

Вспомним и о том, что бесчисленное множество других живет в такой нищете, в таком бесправии, в такой тяжелой ежедневной борьбе за существование, что на размышления о высоком у них не остается ни времени, ни сил. Для таких людей озабоченность смыслом жизни, понимание тонких различий между «жить хорошо» и «вести благую жизнь» – своего рода роскошь, достижение цивилизации. Сама возможность искать смысл жизни – привилегия; и нам не стоит об этом забывать.

* * *

Наше путешествие было долгим и насыщенным; однако ни одна книга не вместила бы в себя все достопримечательности, что попадались нам на пути. У нас были причины выбрать отправной точкой Ницше (не в последнюю очередь – потому, что именно в конце XIX века большинство видных ученых перестали верить в бога), однако можно было начать и раньше, с Серена Кьеркегора или Артура Шопенгауэра. Среди более близких к нашему времени мыслителей можно вспомнить Гарольда Блума: его идею литературы как способа жить, его поклонение Шекспиру и Уитмену («Для меня Шекспир и есть бог»), его мысль, что оценка искусства – это отдельное наслаждение, и что даже поэзия представляет собой поле самой беззастенчивой дарвиновской конкуренции; а также его утверждение, что цель всякого великого писателя – создание «гетерокосмосов», иных миров, открытых для всех.

Можно вспомнить теорию социолога Роберта Беллы (следующего в этом вопросе Декарту) о «гражданской религии»: граждане всех религий и конфессий приносят особое, светское поклонение национальным святыням – флагу, гербу, гимну, героям прошедших войн, верят в государственные идеологические мифы, участвуют в ритуалах инаугураций, коронаций, похорон видных политиков, исповедуют сообща приверженность определенным объединяющим концепциям: для США, например, это Конституция со всеми ее поправками, а также то, что Белла называет «сознанием своей миссии». Или можно вспомнить Ричарда Сеннета, музыканта, ставшего социологом и привнесшего в эту науку артистичность своей прежней профессии: он исследует те стороны светского мира, что выходят за пределы традиционных социологических категорий – уважение, мастерство, ритуалы сотрудничества и удовольствие от них, – и прежде всего то, как мы ладим с согражданами, для нас «чужими». На материале светского общества он исследует вопрос, как воплощается в нашей жизни бартовская абстрактная идея «другого» – проблему «другого» считает важнейшей для нашего времени и ищет практические пути ее решения.

Или же можно вспомнить теорию американского адвоката Алана Дершовица о происхождении прав человека: права порождены не богом, не природой, не логикой – они родились из повседневного переживания несправедливости. Добро рождается из зла – не случайно нам сложно договориться друг с другом о проекте идеального общества, но гораздо легче – о том, чего в обществе не должно быть.[872] Или идею Михая Чиксентмихайи из книги «Поток: психология оптимального опыта», где он описывает жизнь как борьбу тревоги со скукой, а цель жизни видит в достижении оптимального баланса между ними – в самоцельной деятельности, деятельности, дарующей наслаждение и не имеющей никаких великих целей вне себя самой, потому что никаких великих целей попросту нет. Он выделяет четыре типа такой деятельности: агон, главный элемент которого – состязание; алеа – игра со случаем; иликс – деятельность, изменяющая обычное восприятие мира; и мимикрия – танец, театр, вообще искусство. Однако, вглядевшись в этот «поток», мы видим в нем лишь еще одно слово, обозначающее все то же – счастливую, насыщенную жизнь (хотя, пожалуй, Чиксентмихайи исследует вопрос о счастье глубже других авторов). Теория его живо напоминает нам о феноменологии – не случайно автор постоянно ссылается на Хайдеггера, Сартра и Мерло-Понти. Бергсон, Рильке, Уайтхед – все они видели жизнь как «поток».

Можно вспомнить все это – и еще многое другое. Однако, начиная наше путешествие, мы стремились не столько перечислить все «достопримечательности» до единой, сколько указать основные дороги, которыми шла в эти годы человеческая мысль, и перекрестки между ними. Одни перекрестки бросаются в глаза, другие едва заметны; но само то, что они существуют, уже сообщает нам многое и дает отправную точку для собственных размышлений и исследований.

* * *

Начнем с парафразы слов Томаса Манна, сделанной Джеймсом Вудом: «Идея единой всеобъемлющей истины ныне исчерпана». Манн и Вуд говорили о конкретной истине, однако их слова имеют и более общий смысл. Общая интеллектуальная траектория долгого ХХ века, как модернизма, так и постмодернизма, вся клонится к тому, что никакого «привилегированного», единственно верного взгляда на мир нет и быть не может. Эта мысль имеет серьезнейшие последствия для религии – и не только. За последние 130 лет множество великих политических (колониализм, империализм, коммунизм, фашизм), философских (гегельянство, позитивизм, марксизм), психологических (бессознательное, личность) идей также «исчерпались» – и сменились не новыми «измами», а концепциями куда менее громкими и грандиозными, зато более практичными.

Мы уделили основное внимание религии, поскольку бог был – и для многих еще остается – величайшей из «единых истин». Однако, в сущности, смерть бога, которой посвящена наша книга – далеко не единственная смерть такого рода. Можно сказать, что бог умер не в одиночестве.