И что предлагается? Дать кому-то в репу и постоять у дверей. Пять минут риска – и все проблемы решены. А потом и с Ксюхой помирюсь.

Не осуждайте меня. Для того, чтобы осуждать, надо самому оказаться на этом месте. Конечно, вы скажете – не фиг было с девками гулять, кулаки распускать, и вообще сам виноват, придурок.

Осуждать легко. Но слаб человек, и велики бесы…

Тихоня все рассчитал правильно. Я должен оставаться в стае, даже если попал туда случайно. И не так уж нужен им вышибала на завтрашней делюге. Здесь принцип: Тихоня никогда не проигрывает. Живьем загрызет, но не проиграет. Иначе на его место придут другие, более авторитетные. И завтра, когда я окажусь в полной его власти, он поставит еще один маленький крестик в своем дневнике, хранимом под подушкой.

Он ждал, не глядя на меня. Но я чувствовал, что глядит. Очень внимательно глядит.

Увы, я не герой. Не по фэн-шую живу.

– Ну что, Паша… Ты в деле?

– Да…

– Ну и славно, трам-пам-пам…

– Молодец, Павлуха! – хлопнул меня по коленке Гера. – С тобой мы чемпионы.

– По ноге не хлопай больше. Я не баба.

Гера обиженно пожал плечами, но в полемику не вступил.

– Переночевать есть где? – чуть мягче спросил Тихоня. – На хате-то ждут наверняка.

– Под мостом Лейтенанта Шмидта.

– Понятно… Пойдешь в кочегарку, постучишь два раза, скажешь, что от меня. Они устроят. Девок только не приводи. Размер одежды какой?

– Пятидесятый. Рост четвертый. А зачем?

Тихоня, не ответив, повернулся к Гере.

– Сходи завтра на рынок, купи ему и себе, чего попроще. И перчатки тряпичные. После дела сожжете.

Да, о гардеробчике я не подумал. Зато Тихоня опытный, ничего из вида не упустит.

– Шузы тоже покупать?

– Да, кеды какие-нибудь… Всё, Паша. Не подведи. Я очень на тебя рассчитываю. Завтра в четыре у кочегарки. И не влети сегодня куда-нибудь. Это будет неправильно. Совсем неправильно…

Когда я отходил от машины, Тихоня опустил стекло и еще раз повторил:

– Не подведи меня, Паша…

…Иначе тебе будет очень больно.

Больнее, чем в сливках утонуть.

Н-да, психотерапевт бы мне сейчас не помешал.

«Видите ли, док, я завтра впервые иду на дело. Офис „выносить“ будем. Никак не могу настроиться на позитивную волну. Помогите, пожалуйста».

«О, это очень просто. Расслабьтесь и закройте глаза. Думайте о чем-нибудь хорошем. Представьте, что вы на курорте, лежите в шезлонге, рядом симпатичная девушка. Шумит море, дует легкий бриз…»

«Сударь, я говорю, офис „выносить“ будем. В первый раз. Страшно ведь».

«Не бойтесь. Всё когда-нибудь бывает в первый раз. Не надо на этом зацикливаться. Внушайте себе, что это ваш восемьдесят восьмой офис, что вы спокойны, вы профессионал, вы вырубите охранника с одного удара и играючи заберете деньги из сейфа… А потом будет курорт, море, девушка, бриз…»

Дверь в кочегарку мне открыл, разумеется, кочегар, а не швейцар в ливрее. Он был мрачен и трагичен, как все кочегары. Но, услышав имя Тихони, подобрел и посторонился. Провел меня мимо холодных труб и остывших топок к маленькой дверце, объясняя на ходу, что сейчас не отопительный сезон, но он все равно в строю. Интересно, Цой с Костей Кинчевым, случайно, не здесь работали? Я слышал, что кочегарки давно исчезли как класс, уступив место высоким технологиям. Значит, слух не проверен.

За дверцей меня ждал вполне уютный гостиничный номер. Не пять звезд, но холодильник с мини-баром, и кондиционер имелся. Само собой, телевизор и компьютер с выходом в Интернет. Игровая приставка «Рlaystation 3», небольшая библиотека. Мафия любит комфорт.

– А душ есть? – поинтересовался я.

Кочегар молча показал на занавеску в углу комнатки.

– Я надеюсь, за номер уплачено?

– Уплачено. Приятного отдыха. На завтрак овсянку или омлет?

– И то, и другое.

На халяву можно и покутить.

– Фен и халат в шкафчике, – предупредил кочегар и с поклоном удалился.

Как вы понимаете, все вышесказанное опять было неудачной шуткой. Никаких мини-баров и душей. Никаких омлетов и овсянок. Скрипучая тахта с прожженным матрацем – вот, собственно, и всё, если не считать лампочки и мисочки с кошачьим кормом.

Надеюсь, корм не мне.

По себе знаю, что наиболее тяжелые жизненные неурядицы надо переносить лежа. Кровь отливает от головы вместе с негативом. Поэтому, когда мужик прилег на диван у телевизора, не считайте его лентяем и лежебокой и не бейте скалкой. Он просто пытается стойко перенести неурядицы…

Я тоже без промедления завалился на тахту и принялся вспоминать, чего я добился в жизни к двадцати шести годкам.

Добился многого, иной и половины не добьется. Кочегарка, мисочка с кормом…

Поэтому не стоит особо переживать, что завтра я рискую потерять нажитое непосильным трудом. Ничем я не рискую, нечего мне терять, кроме…

Вот это «кроме» больше всего и тревожит. Кто-то называет это беспартийной совестью, кто-то – невидимым барьером, через который не перешагнуть, а кто-то – шизофренией.

Правильно. Какие еще барьеры, особенно в наше рыночное время?..

Какой барьер у политика, которому на день рождения дарят урну с заполненными бюллетенями? Разве что пятипроцентный. А у чиновника, выкладывающего бассейн на даче настоящими морскими раковинами, запрещенными к вывозу? Им можно, а мне нет?

Почему-то я вспомнил Веселову. Видела б она меня сейчас. В кочегарке на тахте.

Вот и кончилась бы любовь. Единственный человек, который питает ко мне хоть какие-то чувства, помашет ручкой и с досадой скажет: «Эх, Павел…»

Хорошо, что не видит. Одно дело – жить с ощущением, что ты кому-то интересен, и совсем другое – что никому абсолютно. Гера с Тихоней не в счет.

Хотя теперь уже до лампочки. Теперь я ей по-любому не нужен – ни с тахтой, ни без тахты.

Как она сказала? «Никого ты не найдешь, потому что сам оттуда».

И тысячу раз была права.

И не стоит больше терзаться. Иди на дело спокойно.

У Геры оказался никудышный вкус. Не быть ему стилистом или имиджмейкером. Я бы на собственный расстрел такое не надел: широченные казацкие шаровары, которые таскают прыщавые реперы, розовая маечка с портретом медведя-панды и дешевая ветровка с кучей карманов. Довершали модную коллекцию ярко-красные кеды.

Короче, этюд в багровых тонах.

– А что, других расцветок не было?