– Не такая уж я легкая мишень. Потребовался бы великолепный лучник, чтобы верно направить стрелу при таком ветре. Что до ножа, что ж, у меня тоже есть нож. Чтобы нанести мне удар, нужно подойти достаточно близко, а я готова дать отпор. – Она повернулась и пошла дальше.

Я непреклонно следовал за ней.

– И к чему бы это привело? К тому, что вы убили бы человека. И по всему замку пошел бы шум, и Верити наказал бы своих стражников за то, что вы подверглись такой опасности. А что, если убийца владел бы мечом лучше, чем вы? Какая польза была бы Шести Герцогствам, если бы сейчас я вытаскивал ваше тело из сугроба? – Я сглотнул и добавил: – Моя королева.

Кетриккен замедлила шаг, но подбородок ее был по-прежнему вздернут, когда она тихо спросила:

– А чем кончится для меня бесконечное сидение в замке, из-за которого я становлюсь слабой и слепой, как гусеница? Фитц Чивэл, я не игровая пешка, которая стоит на доске, пока какой-нибудь игрок не заставит ее двигаться. Я… За нами следит волк!

– Где?

Она показала, но он исчез, подобно снежному вихрю. Мгновением позже переменившийся ветер донес его запах до Брыкача. Мул фыркнул и натянул поводья.

– Я не знала, что волки водятся так близко от замка! – удивилась Кетриккен.

– Это всего лишь городская собака, моя леди. Просто какое-нибудь паршивое животное вышло порыться в городской помойке. Бояться нечего.

Думаешь, нечего? Я достаточно голоден, чтобы съесть этого мула.

Возвращайся и жди. Я скоро приду.

Помойки поблизости нет. Кроме того, на ней живут чайки, и она воняет их пометом. И другой гадостью. А мул свежий и вкусный.

Уходи, говорю тебе. Я принесу тебе мяса позже.

– Фитц Чивэл? – настороженно окликнула Кетриккен.

Я резко перевел на нее взгляд:

– Прошу прощения, моя леди, я задумался.

– Значит, ты не злишься на меня?

– Нет. Другой… ослушался сегодня моей воли. На вас я не злюсь. Не согласитесь ли вы сесть на Брыкача и позволить мне отвезти вас обратно в замок?

– Я хочу увидеть Верити.

– Моя королева, он не обрадуется, узнав, что вы пришли вот так.

Она съежилась под своим плащом, отвела взгляд и спросила еще тише:

– Разве тебе никогда не хотелось провести время с кем-нибудь, будет он рад или нет? Разве ты не можешь понять, как я одинока?

Я понимаю.

– Быть королевой Верити, быть «жертвенной» для Оленьего замка – я знаю, что это я должна делать хорошо. Но во мне есть и другая часть… Я его жена. В этом я тоже поклялась, и это скорее мое желание, чем моя обязанность. Но он редко приходит ко мне, а когда приходит, говорит мало и быстро исчезает. – Кетриккен снова повернулась ко мне. Слезы внезапно заблестели на ее ресницах. Она смахнула их, и сердитая нотка появилась в ее голосе. – Ты как-то говорил о моем долге и о том, что только королева может сделать для королевского замка. Так вот, я не могу зачать ребенка, лежа в одиночестве в своей постели!

– Моя леди, прошу вас! – умолял я ее, заливаясь краской.

Она была непреклонна:

– Прошлой ночью я не ждала. Я подошла к его двери. Но стражник сказал, что моего мужа нет в кабинете, что он ушел к себе в башню. – Она посмотрела в сторону. – Даже эту работу он любит больше, чем меня. – Она не могла скрыть боли в голосе.

У меня закружилась голова от того, чего я не хотел знать. Холод одиночества Кетриккен в ее постели. Верити, которого Сила притягивает даже по ночам. Я не знал, что хуже. Мой голос дрожал, когда я сказал:

– Вы не должны говорить мне о таких вещах, моя королева. Говорить мне об этом неправильно…

– Тогда позволь мне пойти и объясниться с ним. Ему необходимо услышать это, я знаю. И я собираюсь это сказать! Если он не хочет прийти ко мне по зову сердца, то пусть приходит по зову долга.

В этом есть смысл. Она должна понести, если стае надо расти.

Не лезь в это. Иди домой.

Домой! – Насмешливый лай в моем сознании. – Дом – это стая, а не холодное пустое место. Слушай эту женщину. Она говорит дело. Мы все должны идти и быть с Тем, Который Во Главе. Ты зря боишься за эту суку. Она хорошо охотится, у нее крепкие зубы, и она убивает чисто. Я наблюдал за ней вчера. Она стóит Того, Который Во Главе.

Мы не стая. Замолчи.

Молчу.

Уголком глаза я поймал легкое движение. Я быстро обернулся, но там никого не было. Я снова повернулся и обнаружил неподвижно стоящую передо мной Кетриккен. Но я почувствовал, что искра ярости, которая вела ее, теперь утонула в боли. У нее больше не было решимости.

Я тихо проговорил сквозь ветер:

– Пожалуйста, леди, позвольте мне отвести вас в замок.

Она не ответила, только затянула свой капюшон и завязала его, закрыв бóльшую часть лица. Потом подошла к мулу, влезла на него и позволила мне повести животное обратно в замок. Кетриккен хранила подавленное молчание, и путь показался мне дольше и холоднее. Я не мог гордиться той переменой, которую вызвал в ней. Чтобы перестать думать о ней, я осторожно прощупал окрестности. Мне не понадобилось много времени, чтобы найти волчонка. Он тенью крался за нами, плыл как дымок под прикрытием деревьев, пользуясь наметенными сугробами и падающим снегом, чтобы спрятаться. Я ни разу не мог бы поклясться, что видел его. Краем глаза я улавливал движение или слышал принесенный ветром едва уловимый запах. Его инстинкты прекрасно служили ему.

Думаешь, я готов охотиться?

Не раньше, чем будешь готов подчиняться. – Я заставил свой ответ звучать серьезно.

Что же тогда я буду делать, когда мне придется охотиться одному, без стаи? – Он был сердитым и колючим.

Мы уже подъезжали к внешней стене Оленьего замка. Интересно, как он выбрался, миновав ворота?

Показать тебе? – Попытка помириться.

Может быть, позже. Когда я приду с мясом.

Я чувствовал его одобрение. Он побежит вперед и будет уже у сарая, когда я доберусь туда. Стражи у ворот смущенно остановили меня. Я официально представился, а у сержанта хватило ума не настаивать, чтобы я представил леди, которая была со мной. Во дворе я остановил Брыкача, чтобы Кетриккен могла спешиться, и предложил ей руку. Когда она слезала, я почувствовал на себе чей-то взгляд. Я обернулся и увидел Молли. Она несла два ведра только что набранной из колодца воды. Молли стояла неподвижно, глядя на меня, настороженная, как олень перед прыжком. Глаза ее были глубокими, лицо окаменело. Когда она отвернулась, в том, как она держалась, появилась какая-то скованность. Не глядя на нас, она пересекла двор и пошла к кухне. Я ощутил в своем сердце холодное предчувствие. Потом Кетриккен отпустила мою руку и потуже завернулась в плащ. Она тоже не посмотрела на меня и только тихо сказала: