Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А 1 августа 2018 года не стало и Риты Львовны. Отпевание и похороны прошли в Свято-Даниловом монастыре 3 августа. У гроба среди немногих близких стояли и рузские казаки во главе с атаманом Владимиром Пинте, которым отныне нести возложенный на себя крест в одиночку.
И это нелегкая ноша — первые проблемы возникли уже в сентябре, когда атаману предложили подать документы на выборы главы Рузского района. Сразу же нашлись желающие обвинить его в продаже имущества станицы и повели дело к её банкротству. 19 сентября в дом к атаману врывается СОБР в масках, оперативники, понятые. Кладут всех лицом в пол, обыск… На Пинте надевают браслет — несмотря на его безупречную характеристику.
Слушая рассказ об этих событиях, я подумал, насколько беззащитен человек перед лицом буржуазной свободы. Повинуясь исключительно зову золотого тельца, собственники и продажные чиновники рушат всё, что стоит у них на пути. Например, Волгоградский тракторный завод и завод «Красный Октябрь», которые являются символами обороны Сталинграда, обанкротили и разбомбили, что твои немцы в годы войны. И вот теперь смертельная угроза банкротства и разорения нависла над столь же дорогими моему сердцу местами, где прошло мое «босоногое детство», где погиб герой обороны Москвы генерал Доватор.
Ветеран «Вымпела» Валерий Киселёв, начиная свое исследование книги Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», отмечает в самом начале: «Я в данном случае — абсолютно не ангажированный ни властью, ни обстоятельствами человек, пытающийся объективно сделать свой вывод о книге, об авторе. А также об Истине времени… Тем более: сам, находившийся в условиях теперешнего ГУЛАГа, а точнее, просидев год в тюрьме Лефортово, имею абсолютное право на познание и Своей Правды — тоже!»
И неожиданно продолжает: «Солженицын — гений! Я поражаюсь открытию, которое всегда у всех было и есть рядом, но до этого было таким неприметным. По крайней мере — я такого не замечал: “Мы все ходим рядом со страной, которая находится за забором, у которого ты каждое утро и вечер, оказывается, проходил… И ни разу даже не задумался — а что там? За этим забором живёт твоя судьба… И зовут её — тюрьма!”…
Если тогда существовала классовая борьба, и я хоть как-то (нет, не как-то, а даже очень…) понимаю происходившее, то что за борьба происходит в нашем государстве сейчас?.. Неужели ничего не изменилось? Какая мельница, непонятная мне, продолжает молотить и перерабатывать зёрна человеческих судеб? Что в сегодняшнем обществе не так? Если не так в обществе социализма, «не так по Солженицыну» был Сталин, большевики… То — теперь?
Наш лидер Путин сегодня не знает о беспределе системы? Понятно, что и Сталина, и строй социализма подставляют под ложь для того, чтобы унизить страну в целом. И эту критику репрессий возглавляют, как всегда, “друзья” нашей страны… Сегодня их принято называть “партнёрами”. Здесь, как и выше, по понятным причинам я ставлю кавычки… Нет у нас в этом смысле ни друзей, ни партнёров… И диссиденты не наши друзья. Возможно, по глупости, но они навредили своей родной стране, убив главные смыслы государства. Справедливость. Интернационализм. Доброту. Они, и в этом я уверен, хотели, как лучше. Хотели исправить зло. Хотели? Только вот получилось: исправляли одно зло, пришли к другому. К криминальному капиталистическому злу пришли… А заодно страну убили, развалили и разграбили…
А я продолжаю метаться между «за» строй и Сталина, и «против» такого вот ГУЛАГа… Наверное, однозначного ответа нет… И строй должен был защищаться, и классовая борьба требует жертв. Но и людей жалко… Очень жалко!
Кто ты, автор «Архипелага»?
Чёрный писатель, сгустивший краски над моей Родиной, чтобы её разрушить? Или витязь на распутье, увидевший пути[на] (намёк мой. — А. В.), пойти по которым…»
Как говорится в письме великого Васнецова Владимиру Стасову, «на камне написано: “Как пряму ехати — живу не бывати — нет пути ни прохожему, ни проезжему, ни пролетному”. Следуемые далее надписи: “направу ехати — женату быти; налеву ехати — богату быти” — на камне не видны, я их спрятал под мох и стер частью. Надписи эти отысканы мною в публичной библиотеке при Вашем любезном содействии».
«Это было ощущение народного испытания — подобно татарскому игу», — пишет в своем опусе Солженицын. И в этом он, возможно, прав…
Но пришли-то к криминалу, произволу, терроризму, насилию…
Посадить человека в современном мире — плевое дело. Записывается практически каждое наше слово, сказанное по телефону или в интернете, фиксируется любое перемещение в пространстве. Ты еще не знаешь об этом, ты еще ничего не сделал — а дело на тебя уже есть, и чья-то невидимая рука подписывает тебе приговор.
Так что же остается? А остается — душа. Понимание того, что не результат важен в жизни, а то, как ты его добился. Не что сделал, а как… «Надо вернуться к духу своего мудрого народа, — пишет Валерий Киселёв. — Жить не потерей своего человеческого достоинства, а силой предков и верой в божественное начало и, как главное, определяющее в жизни — любовь. Так, на стр. 596 у Солженицына сказано: “Благословение тебе, тюрьма!” Никогда, ни при каких других обстоятельствах эту фразу бы я не понял, не окажись я в Лефортово сам! И только здесь я понимаю и очищение своё личное и своё “преступление”, за которое сижу… Поймите — не то, которое совершал для следователя и которого не было на самом деле, а то, которое совершал в душе своей множество раз, каким и считаю своё зло против человечества… Это — мои поступки: не честные и не благовидные. И, наверное, ещё что-то… За это и “мотаю” свой срок. Это моё истинное наказание. Но только Бог и только Он мне Судья и исполнитель… Он и посадил. Поэтому и тюрьма — благословение тебе!
Я очищаюсь… Я изменяюсь… Я понимаю!»
Но после такого понимания — и о народе нашем как о каком-то особенном, и о великом пути нашем, тоже нестандартном, — говорить о смыслах жизни в России становится трудно… Народ, над которым раз за разом проводят такой жуткий эксперимент, а он умудряется выжить, может смеяться над собой, — не поддаётся пониманию.
Но в равной степени не поддается пониманию и заявление Солженицына относительно истории пленного Ивана Соколова и его побега из немецкого концлагеря, рассказанной Михаилом Шолоховым в повести