и деревням Крыма. Сведения о численности полка заметно разнятся: по показанию князя Романовского, он достигал 700 человек, по другой оценке – 1200; согласно же спискам, состав его определялся из 28 чинов полковой канцелярии, 15 чинов хозчасти, 37 чинов артиллерийской команды, 242 чинов конно-разведывательной сотни и 250 добровольцев, всего 572 человек. Немалую его часть составили офицеры, оказавшиеся в Крыму для лечения или в командировку, выезд которых в свои части был запрещен Я.А. Слащевым. Но ключевую роль в последовавших событиях сыграло ближайшее окружение капитана Н.И. Орлова, в которое входили его родной брат поручик Борис Орлов, капитан Н.Н. Дубинин из Марковского пехотного полка, поручик Н. Турчанинов, подпоручики Гетман и Динцер, ротмистр князь Мамулов и др.

Уже в первых числах января 1920 г. по Симферополю широко начинают распространяться слухи о брожении внутри орловского полка и наличии в нем оппозиционных настроений в отношении высшего командования ВСЮР. Информация о зреющем заговоре доходит как до большевиков-подпольщиков, которые устанавливают в середине месяца контакты с некоторыми орловцами, так и до органов контрразведки, сигнализирующих о том штабу корпуса, и местного управления города.

18 и 20 января 1920 г. Я.А. Слащев высылает князю С.Г. Романовскому приказы об отправке частей полка для подкрепления на фронт. Исполнение их Орлов под надуманными предлогами саботирует, и 21 января Слащев приказывает Романовскому и Орлову явиться к нему в Джанкой для дачи объяснений. К комкору в ночь с 21-го на 22-е выехал один князь; Орлов, сославшись на загруженность работой, остается в полку, проводит ночью совещание в узком кругу и решается на мятеж.

По городу расклеиваются листовки с приказом «начальника гарнизона г. Симферополя, командира 1-го полка добровольцев, капитана Орлова» о вступлении его в обязанности начальника городского гарнизона и признании необходимым произвести аресты лиц командного состава Симферополя, «систематически разлагавших тыл». Всё это – во исполнение «долга перед нашей измученной Родиной» и приказов Слащева о восстановлении порядка в тылу11.

Утром 22 января были арестованы начальник гарнизона генерал-майор Ф.Д. Лебедевич-Драевский, начальник контрразведки полковник Астраханцев, начальник губернской бригады государственной стражи полковник Соколов, а также оказавшиеся проездом на симферопольском вокзале генерал-майоры В.Ф. Субботин и В.В. Чернавин, которые возвращались в Севастополь после переговоров с Я.А. Слащевым.

Также с утра 22 января по приказу Н.И. Орлова началось насильственное влитие в его полк всех частей гарнизона, за исключением технических. Были захвачены телеграф, телефон, отданы распоряжения об ограничении выдачи денег из банка (частным лицам выдавать не более 10 тыс. рублей, учреждениям – не свыше 50 тыс.) и об учёте автомобилей.

В 4.30 пополудни 22 января был организован парад войскам, на котором присутствовали отряды от всех частей симферопольского гарнизона. Принимающий парада, капитан Орлов пропустил войска церемониальным маршем и поздоровался с ними. После парада войска в сопровождении двух оркестров продефилировали по улицам города12.

В 6 часов вечера по улицам были расклеены воззвания Орлова к «офицерам, солдатам и всем, кому дороги интересы нашей измученной Родины». В отличие от приказа № 1, где Орлов подчеркивал лояльность Я.А. Слащеву, в воззвании сообщалось, что «генералы Май-Маевский и Слащев, уже достаточно известные всем, думают восстановить те безобразия, что они творили и творят». «Все желающие добра народному делу» призывались к вступлению в ряды 1-го Крымского полка добровольцев. К этому времени Орлов уже получил сведения о снаряжении в Севастополе карательного отряда под руководством генерал-лейтенанта В.З. Май-Маевского, который выступил в направлении Симферополя утром 23 числа.

В течение 22–23 января Орлов поддерживал связь с князем С.Г. Романовским и Я.А. Слащевым. Последний настаивал на немедленном освобождении всех арестованных, удалении с телеграфа орловских офицеров и предоставлении следственного материала на всех лиц, спровоцировавших выступление. В ответ Орлов доносил, «что желаю искренно служить под командой вашей, как русского офицера, которого привык уважать, но имею группу, более сильную, чем весь фронт, и то, что решил сделать для блага Родины в смысле очищения тыла […] доведу до конца», предлагая комкору «угрозами по моему адресу не обострять отношения к вам широких кругов офицерства».

23 января Орловым было издано ещё два воззвания. Наибольший резонанс вызвало первое из них, обращенное к «крестьянам и рабочим». Речь в нем шла о недопустимости самовольных реквизиций, сборов и взяточничества, а после призыва к вступлению в отряды следовал лозунг «земля крестьянам – хлеб рабочим»13. Рассчитанное на использование при агитации в крестьянской и рабочей среде, воззвание произвело негативное впечатление на большую часть офицерства и либеральную общественность города. Как отмечено в докладе комиссии А.С. Макаренко, «громадное большинство офицеров, доверявшее до этого момента заявлениям кап. Орлова о том, что он действует в согласии с приказами ген. Слащева, после появления этого воззвания отвернулось от него. В казармах Крымского конного полка стали собираться группы офицеров различных частей, готовые выступить в самом Симферополе против кап. Орлова. Конный отряд кн. Мамулова, высланный против ген. Май-Маевского, единогласно решил, по предложению кн. Мамулова, правильно оценившего настроения, перейти на сторону ген. Май-Маевского, что в тот же день и выполнил».

В 10 вечера 23 января из Джанкоя в Симферополь вернулся князь Романовский, который передал Орлову приказ Слащева освободить арестованных, оставаться в городе и подчиниться князю и подходящему к Симферополю В.З. Май-Маевскому. После этого князем Романовским были отменены распоряжения капитана Орлова, освобождены арестованные и сообщено Май-Маевскому, что за порядок в городе он отвечает. Дожидаться разбора своих поступков Орлов не стал, оставил город и двинулся на южный берег Крыма, по пути заняв Алушту, а 6–7 февраля – без особого сопротивления – Ялту, где выпустил 8 февраля воззвание о признании «нашим молодым вождём» генерала Врангеля. Как провозглашалось в воззвании, Врангель – этот «тот, с кем мы будем и должны говорить. Это тот, кому мы верим все-все. Это тот, кто всё отдаст на борьбу с большевиками и преступным тылом»14. В свою очередь, в опубликованном 10 февраля ответном письме Врангель призвал Орлова во имя блага Родины подчиниться требованиям непосредственных начальников.

Всё это время между Орловым и Слащевым продолжались переговоры, завершившиеся в итоге перемирием. Комкор прощал мятежного капитана и тот поступал в его подчинение с обязательством выступить на фронт. 10 февраля орловцы оставили Ялту и двинулись в Симферополь, где спустя несколько дней состоялась встреча Слащева и Орлова, после чего прощеные мятежники отбыли на позиции. Но 1 марта 1920 г. Орловым был получен приказ о расформировании отряда путем влития в состав 33-й пехотной дивизии и явке капитана в распоряжение генерала в Джанкой, который он не выполнил, выступив 3 марта в сторону Симферополя. Терпение Слащева