она превратилась из ребенка в девушку и стала очень похожа на мать. Доктора Дарелла мучили мрачные мысли, но он боялся проверять свои опасения, боялся обнаружить, что его дочь, смысл его жизни, единственную память о молодости и любви, — подменили.

Однажды вечером он сказал как можно небрежнее:

— Аркадия, почему ты решила, что оба Фонда находятся на Термине?

Они сидели в театральной ложе, на Аркадии было новое нарядное платье.

Она посмотрела на отца и пожала плечами.

— Не знаю. Решила, и все.

Сердце доктора Дарелла сжалось.

— Подумай, — попросил он. — Хорошо подумай, это очень важно. Как ты догадалась, что оба Фонда находятся на Термине?

Аркадия наморщила лоб.

— Там была леди Каллиа. Я догадалась, что она из Второго Фонда. И Антор так сказал.

— С леди Каллией ты встретилась на Калгане. Почему же ты решила, что Второй Фонд на Термине?

Аркадия задумалась надолго. В самом деле, почему она так решила? Откуда к ней пришла эта мысль

Что-то ускользало от ее сознания.

— Леди Каллиа все знала, значит, она получила информацию с Термина. Наверное, я незаметно для себя об этом подумала и решила, что Второй Фонд находится на Термине. Что-то не так, папа?

Доктор Дарелл молча качал головой.

— Папа! — крикнула Аркадия. — Я это знала! Чем больше я думала, тем более правдоподобным мне это казалось. Это же очевидно.

Отец посмотрел на нее растерянно.

— Если в деле замешан Второй Фонд, интуиция становится подозрительной. Возможно, ты догадалась сама, а возможно — под контролем.

— Под контролем? Ты думаешь, они изменили меня? Нет! — Аркадия отшатнулась от отца. — Этого не может быть! Антор подтвердил, что я была права, и он говорил правду, потому что ты потом обнаружил целую компанию Психологов. Ведь так?

— Все это так, Аркадия, и все же позволь мне сделать энцефалографический анализ твоего мозга.

Она отчаянно замотала головой.

— Нет, нет! Я боюсь!

— Меня боишься? Что ты, Аркадия! Мы просто узнаем правду, и все.

Уже сидя в кресле, Аркадия тронула отца за рукав и спросила:

— Папа, что будет, если меня на самом деле изменили? Что ты должен со мной сделать?

— Ничего. Если тебя изменили, мы уедем отсюда. Плюнем на всю Галактику и полетим на Трантор.

Никогда еще Дареллу не было так тяжело делать анализ. Никогда он не тратил на него столько времени. Самописцы остановились, Аркадия съежилась в кресле, не решаясь взглянуть на отца. Потом она услышала его смех, и поняла, что все в порядке. Аркадия выскочила из кресла и повисла у отца на шее.

— Мы победили, Аркадия! — упоенно говорил доктор Дарелл, обнимая дочь. — Генератор статического поля включен на полную мощность, а твои поля в полной норме. Мы победили! Можно жить!

— Папа, — сказала Аркадия, — мне кажется, мы имеем право на медали.

— Как ты узнала, что я отказался от наград? — доктор на секунду отстранил дочь, но тут же прижал к груди и засмеялся. — Ты всегда все знаешь. Хорошо, ты получишь свою медаль, цветы и аплодисменты.

— Папа…

— Да?

— Теперь ты станешь называть меня Аркади?

— Зачем… хорошо, Аркади.

Доктор Дарелл постепенно проникался сознанием победы. Фонд — Первый и теперь единственный — стал хозяином Галактики. Между ним и Второй Империей, о которой мечтал Селдон, не было преград. Оставалось сделать лишь шаг. Доктор не знал, что обязан этим…

22. Истинный ответ

…некоей комнате в некоем доме в некоем мире.

Первый Спикер взглянул на Ученика.

— Нас спасли пятьдесят мужчин и женщин, — сказал он, — пятьдесят мучеников. Они знали, что их ждет смерть или пожизненное заключение. Мы не могли сориентировать или подпитать их поля: это могло обнаружиться. Но они выстояли и выполнили план, потому что были преданы главному Плану.

— Нельзя ли было обойтись меньшим числом жертв? — спросил Ученик.

Первый Спикер покачал головой.

— Нет, никак нельзя. Будь их меньше, они утратили бы уверенность в успехе, а, чтобы действовать без риска, требовалось семьдесят пять человек. Вы проанализировали план, разработанный Советом Спикеров пятнадцать лет назад?

— Да, Спикер.

— И сравнили его с ходом действительных событий?

— Да, Спикер, — ответил Ученик и, помолчав, добавил, — я был поражен.

— Естественно. Однако, если бы вы знали, сколько людей трудилось над планом и сколько времени ушло на его разработку, вы удивились бы не так сильно. А теперь переведите формулы в слова и расскажите, что произошло.

— Сейчас, Спикер, — молодой человек собрался с мыслями.

— Нам нужно было убедить Первый Фонд, — сказал он, — в том, что он обнаружил и уничтожил Второй. Нам нужно было, чтобы Термин ничего о нас не знал и никак на нас не рассчитывал. Мы добились этого, пожертвовав жизнями пятидесяти человек.

— Зачем была нужна война с Калганом?

— Для того, чтобы показать Фонду, что он способен разгромить физически сильного противника. После неудачной войны с Мулом Фонд потерял уверенность в своих силах.

— Это недостаточно глубокий ответ. Обратите внимание, население Термина испытывало по отношению к нам двойственные чувства. Первый Фонд завидовал нам и ненавидел нас, но рассчитывал на нашу помощь. Если бы нас «уничтожили» до войны с Калганом, Фонд проиграл бы эту войну. Штеттин обязательно напал бы, а Фонд, оставшись без нашей поддержки, не решился бы выступить против него. Кроме того, «победа» над нами была невозможна без победы над Калганом. Первый Фонд мог подняться против нас, лишь окрыленный победой над Штеттином.

— Понятно, — кивнул Ученик. — Теперь история должна развиваться строго по Плану Селдона, без отклонений.

— Если не вмешается непредвиденная случайность, — напомнил Первый Спикер.

— Для этого мы и нужны, — сказал Ученик. — Вот только… одна вещь меня беспокоит, Спикер. У Первого Фонда есть оружие против нас — генератор статистического поля. Это новый фактор, отсутствовавший прежде.

— Верно, но у Первого Фонда нет врага, против которого он мог бы использовать это оружие. Точно так же, в отсутствие угрозы с нашей стороны, энцефалография сделается бесполезной наукой. Внимание людей переключится на другие области знания, развитие которых приносит более ощутимые плоды. Первое поколение психологов Первого Фонда станет последним. Не более, чем через сто лет генератор статистического поля превратится в музейный экспонат.

— Пожалуй, вы правы,