Однако испанцы, движимые отчаянием и решившись пожертвовать жизнями, сопротивлялись чрезвычайно храбро и стойко, отступая шаг за шагом и падая уже замертво. Каждая пядь земли, завоеванная флибустьерами, стоила потоков крови. Ожесточение было одинаковым с обеих сторон. Все понимали, что суждено или победить, или умереть.

Призрачный свет луны, освещая битву, делал ее еще ужаснее.

Вице-король, несмотря на свой преклонный возраст, демонстрировал чудеса храбрости. Он поспевал повсюду, поощряя своих солдат и словом, и личным примером.

Около двух часов продолжалась битва – горячая, лихорадочная, ожесточенная. Ни одна из сторон не желала уступать. Нельзя было предвидеть исход этой ужасной резни. Вдруг послышался громкий клич «вперед!». Это знаменитый флибустьер в сопровождении самых храбрых своих товарищей ринулся в место наибольшего скопления испанцев, опрокидывая, уничтожая или разгоняя всех, находившихся на его пути.

Флибустьеры удвоили усилия. Испанцы чувствовали, что погибли. Их поддерживало только отчаяние. Они сражались уже не ради победы, а чтобы пасть с оружием в руках, предпочитая смерть стыду и мукам рабства.

Монбар, вне себя от гнева, размахивал саблей в самой гуще неприятельских рядов и хриплым голосом призывал герцога Пеньяфлора. В толпе врагов он искал лишь его одного.

Вице-король ответил на призыв своего врага. Он с отчаянием бросился навстречу Монбару и уже готов был сразить его, как вдруг был схвачен, опрокинут и обезоружен. Со стороны эта сцена выглядела так: когда Монбар и герцог оказались уже друг против друга, Франкер и Филипп д’Ожерон напали сзади на вице-короля и схватили его.

– О-о! – вскричал Монбар с невыразимым упреком. – Вы отняли у меня мое мщение! Вы, мои верные друзья!

– Нет, – ответил Филипп, – напротив, мы способствовали ему.

Франкер опустил голову.

– Этот человек не должен умереть в сражении, – сказал он.

– Это правда, – согласился Монбар, – это правда, ей-богу! Умереть таким образом было бы для него слишком большой честью! Благодарю вас, дети мои!

Франкер и Филипп переглянулись, между тем как Монбар опять бросился в битву.

Известие о взятии в плен вице-короля было сигналом к окончательному поражению испанцев. С этого момента их сопротивление было скорее безотчетным, и через некоторое время немногие оставшиеся в живых из этих храбрых солдат сложили оружие.

Через два часа флибустьерский флот окончательно покинул эти уединенные берега, оставив за собой лишь трупы и руины.

В Пор-де-Пе царил праздник. Флибустьерский флот с торжеством вернулся из своей достославной маракайбской экспедиции и привел корабли, доверху нагруженные сокровищами.

Береговые братья, по своему обыкновению не заботясь о завтрашнем дне, спешили как можно быстрее растратить в страшных оргиях богатства, стоившие им столько крови.

Испанские невольники, за исключением вице-короля, были временно размещены по тюрьмам. В дальнейшем их должны были продать местным жителям и буканьерам. Герцог Пеньяфлор и некоторые офицеры, на свою беду оставшиеся в живых, содержались в доме губернатора в ожидании выкупа.

Состоялся большой флибустьерский совет под председательством д’Ожерона. На этом совете Монбар, приняв поздравления с победой, потребовал, чтобы ему был выдан вице-король. Д’Ожерон противился этой просьбе, но так как Монбар ссылался на права Берегового братства и поскольку большая часть флибустьеров приняла сторону адмирала, губернатор был вынужден уступить. Он согласился выдать герцога Монбару, но потребовал отсрочки на неделю. Монбару пришлось принять это условие, и он удалился, изрядно взбешенный проволочкой.

За эту неделю д’Ожерон несколько раз призывал к себе своего племянника и его друга Франкера и о чем-то беседовал с ними в обстановке строгой секретности. В конце концов губернатор дал Франкеру тайное поручение, и уже шесть дней никто не видел молодого человека в Пор-де-Пе.

Монбар также скрылся ото всех. Он заперся в своем доме, и двери его покоев были закрыты даже для самых близких друзей. Исключение составили только два человека: Дрейф и Мигель Баск. Такое предпочтение никого не удивило, поскольку все знали, что эти два человека – самые старые товарищи Монбара, питающие к нему беззаветную преданность.

Наконец неделя, которую потребовал д’Ожерон, истекла. Утром на восьмой день губернатор послал за Монбаром, передав, что он готов отдать пленника. Флибустьер нахмурил брови, получив это известие. Под видимой сговорчивостью губернатора он подозревал подвох. Однако, не обнаруживая своего беспокойства, он тотчас вышел из дома и в сопровождении Дрейфа и Мигеля Баска отправился к губернатору.

Губернатор д’Ожерон ждал Монбара в гостиной. Он принял его чрезвычайно вежливо и самым непосредственным тоном пригласил следовать за ним в комнату, где содержался пленник.

Монбар с минуту рассматривал чистосердечную и открытую физиономию губернатора.

– Одно слово, – сказал он.

– Хоть два, если хотите, друг мой, – ответил д’Ожерон.

– Вы называете меня своим другом? – спросил Монбар с некоторым недоверием.

– Конечно, разве вы мне не друг?

– Это правда. И вам известно, что герцог Пеньяфлор мой смертельный враг?

– Я это знаю.

– Вы знаете также, что я намерен ему отомстить?

– Безусловно. Но я знаю также, что ваша месть будет достойной вас.

– Вы сможете судить сами. Итак, мы играем в открытую игру.

– Да, в открытую, друг мой. Вы можете взять пленника, если хотите. Вы, кажется, только этого и желаете?

– Только этого. Пойдемте же.

– Пойдемте.

Монбар, все так же в сопровождении двух флибустьеров, пошел за губернатором.

Пройдя несколько комнат, д’Ожерон отпер последнюю дверь, и Монбар вошел в помещение, где содержался герцог Пеньяфлор. Герцог был не один, с ним находились еще несколько лиц.

Это были маркиз дон Санчо, его сын, донья Клара, донья Хуана, Франкер и Филипп д’Ожерон, а немного поодаль стоял мажордом Бирбомоно.

Увидев Монбара, герцог встал, сделал два шага ему навстречу и церемонно поклонился.

– Я ждал вас с нетерпением, – сказал он, не давая ему времени заговорить первому.

– А-а! – произнес Монбар задыхающимся голосом, бросая сверкающий гневом взор на окружавших его особ. – Благодарю за добросовестность, с какой вы исполняете ваши обязанности, – обратился он к д’Ожерону с выражением горького презрения.

– Подождите, – хладнокровно ответил губернатор.

– Граф, – сказал герцог, – я знаю, что я ваш пленник, и готов следовать за вами. Но прежде, чем ваша месть свершится, я прошу вас дать мне несколько минут. Мне уже много лет, жизнь моя на исходе, и я знаю, что час искупления для меня пробил.