– Увы! Вот после многих лет первая секунда радости, дарованная мне Небом, – прошептал Монбар, глядя на них. – Могу ли я возвратить счастье этим двум обожаемым существам?

Донья Клара вдруг отстранилась от сына и указала ему на Монбара.

– Отец мой! Да, да! Мой отец! О, я его люблю! – воскликнул молодой человек.

И все трое слились в одном объятии. На несколько минут все было забыто, счастье неожиданного соединения переполняло их сердца.

Монбар первым взял себя в руки, обычное хладнокровие вернулось к нему.

– Но… – сказал он.

– О, ни слова больше, отец! – с жаром вскричал молодой человек. – Я нашел обожаемую мать, отца, которого я люблю и уважаю, чего более могу я желать? Ничего. А герцог Пеньяфлор, палач моего отца, тиран моей матери, развратитель моей юности? Это чудовище, и я не желаю ничего о нем знать!

– Хорошо, сын мой! – радостно вскричал Монбар.

– Сын мой, – сказала донья Клара, положив свои руки на его плечи и смотря на него с мольбой, – это чудовище – мой отец! Но если Господь иногда позволяет отцам проклинать своих детей, то детям Он приказывает благословлять своих отцов.

– Матушка, – ответил молодой человек дрожащим голосом, между тем как Монбар устремил на него выжидательный взгляд, – Господь отвергает чудовищ человечества. Вы ангел прощения, а мой отец и я…

– Молчи! Молчи! – вскричала она, закрывая ему рот рукой. – Не богохульствуй…

– Я повинуюсь вам, матушка. Адмирал, – продолжал он торжественным тоном и поклонился Монбару, – я ваш, адмирал. Мое место в сражении возле вас. Я требую этого места как принадлежащего мне по праву.

– Вы займете его, – ответил Монбар.

– О! – прошептала с горестью донья Клара. – Как неумолимы они оба!

В эту минуту дверь каюты отворилась и в дверях появился Филипп д’Ожерон.

– Простите, что я вошел так неожиданно, адмирал, – сказал он, поклонившись.

– Вы всегда для меня дорогой гость, любезный Филипп, – ответил Монбар. – Что вы хотите?

– Адмирал, выслушайте меня, прошу вас… Дело в том, что кормилица доньи Хуаны в первый раз, когда мы были в Маракайбо, отдала мне довольно дорогой перстень. До сих пор я не решался расстаться с ним, но через несколько часов у нас будет жаркая битва, в которой я, возможно, погибну. Видите ли, по перстню, быть может, удастся узнать родителей несчастной девушки, и я подумал, что обязан отдать этот перстень вам, чтобы вы могли присоединить его к бумагам дона Фернандо д’Авилы, касающимся доньи Хуаны.

– Где же этот перстень?

– Вот он, – сказал Филипп, снимая его с пальца и подавая Монбару с едва слышным вздохом.

– Ваше желание будет исполнено, друг мой, – ответил Монбар, взяв перстень, – и если, сохрани Бог, вы будете убиты в сражении, я клянусь вам заботиться, как отец, о любимой вами женщине.

– Благодарю вас, адмирал…

Боясь, что не может дольше сдерживать волнения, молодой человек поспешно поклонился и выбежал из каюты.

– Узнаете вы этот перстень? – спросил Монбар донью Клару. – Единственный подарок, который я сделал вам и который отнял у вас ваш отец во время вашего обморока.

– Что все это значит? – спросила она с беспокойством.

– Герцог, поручив донью Хуану дону Фернандо, сказал ему, что она дочь ваша и дона Стенио де Безара.

– О, он лгал! – воскликнула она.

– Знаю, но эта ложь казалась ему необходимой, чтобы отвлечь подозрения, между тем как ваш единственный сын был воспитан возле него с целью сделать из него палача и убийцу своего отца.

– Ах! – вскричала она с ужасом.

– Это правда, – холодно сказал молодой человек.

– Этот перстень, отданный впоследствии кормилице доньи Хуаны, должен был, по мнению герцога, еще сильнее запутать ситуацию. Понимаете ли вы теперь все коварство этого адского замысла?

– О, это ужасно! – прошептала она горестно. – Но та девушка?..

– Я решительно не знаю, кто она. Вероятно, также похищена для гнусных планов мщения… Вы и теперь все еще готовы простить вашего отца?

– Повторяю вам, он мой отец, а Господь в своем неисчерпаемом милосердии сделал из прощения самую сладостную и самую великую добродетель.

Монбар устремил на нее взгляд, исполненный глубокой нежности, поцеловал ее в лоб и вышел из каюты, оставив донью Клару наедине с сыном.

Разговор матери с сыном продолжался несколько часов, пролетевших для них как одно мгновение. Только когда солнце исчезло за горизонтом и темнота окутала землю, Монбар вернулся в каюту.

– Вы счастливы? – спросил он донью Клару, улыбаясь.

– Так счастлива, – ответила она, – что опасаюсь за будущее.

– Будущее принадлежит Богу.

– Это правда, – сказала донья Клара, опуская голову. Потом, внезапно встрепенувшись и указывая Монбару на сына, сказала твердо: – Поручаю его вам.

– Вооружитесь мужеством. Я ручаюсь вам за него, – ответил Монбар спокойно. – Капитан, – обратился он к молодому человеку, – велите поднять три зажженных фонаря на фок-мачте, пора сниматься с якоря.

Франкер тотчас отправился исполнять приказание.

– Вам надо немного отдохнуть, – заметил Монбар, – эти волнения убивают вас.

– Нет, – ответила донья Клара, указывая на распятие, висевшее на стене, – я буду молиться Тому, кто держит нашу участь в своих руках, чтобы Он сжалился над нами.

Монбар поклонился и вышел, ничего не ответив.

Приказ, отданный адмиралом, был тотчас исполнен. При появлении трех фонарей на фок-мачте все корабли начали выстраиваться в предписанном порядке и прошли мимо Маракайбо.

Они шли всю ночь. А к трем часам утра на два часа легли в дрейф. На восходе солнца все увидели испанскую эскадру, стоявшую перед Голубиным островом, укрепления которого, полностью восстановленные, грозно ощетинились пушками.

Вице-король, корабль которого находился в центре узкой горловины, отделяющей Сторожевой остров от Голубиного, ждал встречи с дерзким неприятелем.

Брандер шел во главе флибустьерского флота. Командующий испанским соединением, приняв брандер за адмиральский корабль, позволил ему приблизиться, удивляясь, что с такой многочисленной командой и на таком близком расстоянии тот не начинает битвы. Командующий предположил, что флибустьеры, по своему обыкновению, хотят идти на абордаж. Убежденный в этом, он велел приостановить пальбу с намерением разгромить флибустьеров, когда они подойдут вплотную. Эта ошибка испанцев принесла огромную пользу Монбару. Действительно, нескольких выстрелов, хорошо направленных, было бы достаточно, чтобы потопить корабль.

К несчастью для себя, испанцы поняли свою ошибку, только когда брандер подплыл к ним вплотную. Все их усилия остановить его или изменить направление его хода были бесполезны.