Там он присоединился к пирующим и снова стал увещевать Лу Цзюнь-и. Лишь ночью все разошлись на отдых. На следующий день в лагере снова было устроено празднество. И вот Лу Цзюнь-и, поднявшись со своего места, стал говорить:

– Я очень благодарен вам, уважаемые главари, за ваше гостеприимство. Однако сейчас каждый день, проведенный здесь, кажется мне годом. Так что сегодня разрешите мне распрощаться с вами.

– Я, ничтожный человек, безмерно рад, что мне выпало счастье познакомиться с вами, почтенный господин! – сказал на это Сун Цзян. – И завтра я лично хочу устроить в честь вас маленькое торжество и поговорить с вами по душам. Очень надеюсь, что вы не откажете оказать нам честь своим присутствием.

Таким образом, прошел еще один день. А на завтра Сун Цзян пригласил гостя к себе. Еще через день его пригласил к себе У Юн. Затем то же самое сделал Гун-Сунь Шэн. Но не стоит, пожалуй, вдаваться в излишние подробности. Достаточно вам сказать, что более тридцати главарей лагеря по очереди устраивали пиры в честь своего гостя. За торжествами время летело быстро, и незаметно прошло уже больше месяца. Тут Лу Цзюнь-и не вытерпел и решительно заявил, что хочет отправиться в путь.

– Мне очень не хочется расставаться с вами, уважаемый господин! – сказал Сун Цзян. – Но раз уж вы решили во что бы то ни стало вернуться домой, то завтра я устрою в Зале верности и справедливости скромный прощальный пир.

И вот на следующий день Сун Цзян устроил прощальное торжество. Но тут среди остальных главарей начался ропот.

– Если наш старший брат проявляет к почтенному господину столь глубокое уважение, то мы со своей стороны должны выка зать ему еще большее почтение. Неужели мы допустим, чтобы прощальный пир устроил только наш старший брат? Разве мы не люди? Или это выйдет по пословице: «Ценят только кирпичи и не обращают внимания на черепицу»?

Вдруг раздался громкий голос Ли Куя:

– Сколько горестей пришлось мне перенести, когда я ходил в Северную столицу за вами! Неужели же после этого вы не окажете мне чести присутствовать на прощальном пиру, который я устрою специально для вас? Ведь наша жизнь так же тесно связана, как глаза и брови. Смотрите! Я буду биться с вами не на жизнь, а на смерть!

– Мне никогда еще не приходилось слышать столь удивительной манеры приглашения гостей, – сказал, расхохотавшись, У Юн и, обращаясь к Лу Цзюнь-и, добавил: – Покорнейше прошу вас, уважаемый господин, обратить внимание на скромные пожелания наших людей и пожить здесь еще немного.

Так незаметно прошло еще дней пять, после чего Лу Цзюнь-и уже окончательно решил двинуться в путь. В это время в Зал верности и справедливости вошел Чжу У, а с ним вошли еще несколько главарей. И Чжу У сказал:

– Хоть все мы здесь люди и маленькие, однако служим по мере сил наших старшему брату. Почему же вы не хотите и нам оказать чести? Разве в наше вино подмешана какая-нибудь отрава?! Если вы, почтенный господин Лу Цзюнь-и, обидите нас и не захотите принять нашего угощения, то мы не можем поручиться за то, что, не говоря уже о нас самих, наши люди не причинят вам какой-нибудь неприятности.

– Не надо горячиться! – выступил вперед У Юн. – Я попрошу от вашего имени господина Лу Цзюнь-и побыть у вас еще несколько дней и думаю, что он не откажет. Ведь недаром говорится в пословице: «На пир приглашают с добрыми намерениями».

Лу Цзюнь-и был не в силах больше противиться общему желанию и вынужден был остаться еще на несколько дней. Таким образом, он пробыл в лагере около пятидесяти дней. А если считать с пятого месяца, то есть с того момента, когда он выехал из Северной столицы, то получилось, что в Ляншаньбо он жил уже два с лишним месяца. Задули холодные ветры, по утрам на траве жемчугом рассыпалась роса. Приближалась осень.

Лу Цзюнь-и всем сердцем рвался домой и сказал как-то об этом Сун Цзяну.

– Что же! Дело это не мудреное! – с улыбкой ответил ему Сун Цзян. – Завтра же мы проводим вас до Цзиньшатаня.

Лу Цзюнь-и был несказанно обрадован этим. И действительно, на следующий день ему вернули его прежнюю одежду, меч и палицу. Все главари спустились с горы, чтобы проводить его в путь. На прощанье Сун Цзян преподнес Лу Цзюнь-и блюдо с золотом и серебром.

– Не подумайте, что я отвергаю ваш дар, – сказал Лу Цзюнь-и. – У меня дома довольно всякого добра. – Я возьму ровно столько, сколько понадобится для того, чтобы добраться до столицы. А остальное я не могу принять.

Проводив Лу Цзюнь-и до Цзиньшатаня и распрощавшись с ним, Сун Цзян вместе с остальными главарями вернулся в лагерь, и говорить об этом мы больше не будем.

Последуем за Лу Цзюнь-и. Он шел, не останавливаясь, дней десять и наконец добрался до Северной столицы. Когда он приблизился к городу, было уже совсем поздно, ворота были заперты, и ему пришлось переночевать на постоялом дворе.

С наступлением утра он покинул постоялый двор и, горя от нетерпения, зашагал в город словно на крыльях. И вот, когда до его дома оставалось уже немногим более ли, он вдруг заметил какого-то человека, одетого в лохмотья. Голова оборванца была повязана рваной косынкой. Увидев Лу Цзюнь-и, человек опустился на землю и стал плакать. Приглядевшись к нему, Лу Цзюнь-и узнал своего воспитанника Янь Цина.

– Янь Цин! Что за вид у тебя?! – спросил он испуганно.

– Здесь я не могу вам всего рассказать! – отвечал Янь Цин.

Тогда Лу Цзюнь-и отошел с ним за угол глинобитной стены и стал подробно расспрашивать о том, что случилось.

– Не прошло и полмесяца с тех пор, как вы, господин, уехали, – начал Янь Цин, – вернулся Ли Гу. Он сказал вашей жене, что вы присоединились к Сун Цзяну в Ляншаньбо и заняли в лагере второе место. Об этом же он сообщил и властям. Теперь он живет с вашей женой, а на меня рассердился за то, что я не пожелал слушаться его. Весь дом он забрал себе, все опечатал, а меня выгнал из города. Но это не все. Вашим родным и знакомым он объявил о том, что если хоть один из них предоставит мне убежище, то он не пожалеет половины своего состояния, чтобы упрятать моего спасителя в тюрьму. После этого я не мог больше оставаться здесь, вынужден был найти жилье за городом и жить подаянием. Если вы, дорогой хозяин, сейчас вернулись