— Кей! — чуть не запрыгнула на него счастливая блондинка, но, опомнившись, сказала, чтобы он подошел к Келле.

— Меня, значит, — тихим зловещим шепотом произнесла Нинка, решительно поворачиваясь к Бабе-яге, — решил зарезать?

— Нет, любимая, что ты! — запротестовал Валерий и выронил бывшую бутылку с колой на землю, едва не попав по Нинкиным ногам.

— Нет? — вовремя отскочила девушка. — Ах ты, скотина, на девушку руку поднял! А я еще с тобой встречаться хотела. — Нагло соврала она, на невидимом уровне всаживая в пылкое сердце влюбленного в нее парня целый арсенал ножей. — Ах ты, <запрещено цензурой>!

— Ниночка, прости ради всего святого! — возопил мгновенно переставший злиться и мечтать о драке Баба-яга.

— Не прощу, ни ради святого, ни ради кощунственного, — желчно ответила девушка, подобрала розочку, которая никому не давала покоя, и стала грозно надвигаться с нею на Валерия. — Ну, подлый таракан… мразь, ублюдок, подонок, тварь, гадливая задница, олень, гнойный нарыв, кретин, тарантул тупой, шакал трусливый, шизофреник, падаль лесная, свинья шелудивая…

— Это псы шелудивые, Ниночка, — поправил Валерий, не забывая пятиться.

— И ты бываешь шелудивым, павиан краснозадый. Вся твоя жизнь — шелудивая, — не согласилась с ним девушка, держа розочку как профессионал-убийца. Глаза ее пылали от гнева, и из светло-голубых превратились в темно-серые — то ли тень так падала, то ли от злости.

— Ты чего, любимая? Любимая, не надо! Любимая, зачем? — заверещал испуганный Валерий, чуть было не ранивший свою нареченную невесту.

— Затем, — вкрадчиво произнесла девушка, — чтобы избавить свет от таких, как ты.

— Я же тебя люблю! — пытался оправдаться он.

— А я тебя ненавижу. Ненавижу! Ненавижу! — три раза проорала одно и то же слово девушка. — Ты понял? До тебя дошло? Ты омерзителен, противен, невыносим! Ты блювотный тип!

— Девушка, ну не ругайтесь при детях, — умоляюще поглядела на нее учительница, хорошо видя, какой пример подает молодому поколению эта блондинка.

— Отвянь, — продемонстрировала всю свою вежливость к старшим всего в одном слове Ниночка и продолжи: — Ты, гаденыш, можешь себе могилу рыть собственными граблями, — и подруга крайне эмоционально кивнула на свои собственные ладони, — если с ним, — теперь она мотнула головой в сторону Келлы, около которого продолжал стоять Кей и парни-неформалы, — если с ним что-нибудь случится. Ясно, тупая рожа?

— Ниночка, он тебе нравится? Этот синий? — С каким-то неестественным испугом спросил Валерий, словно девушка призналась в ненормальной любви к животным.

— Проваливай, или отрежу сейчас тебе все, что мне покажется лишним. И начну с языка, — прошипела Ниночка.

— Тебе он нравится, да? Да? — не отставал Валерий.

Моя подруга сочла, что на этот вопрос отвечать необязательно и запустила розочкой в навязчивого Бабу-ягу, метя ему в шею или в голову. Он увернулся и позорно сбежал. Валерию явно показалось, что поступок возлюбленной по отношению к неподвижно лежащему синеволосому говорит сам за себя.

Пока Нинка разбиралась со своим незадачливым ухажером, Кей на миг закрыл глаза, словно успокаиваясь и приводя мысли в порядок, а потом вновь опустился на колени возле друга. Молодые люди, оставив девушек, тоже подошли к нему, тихо переговариваясь. Решили помочь, что ли?

Келла слабо застонал и приоткрыл глаза.

— Ты как? — тут же спросил Кей встревоженно. — Не поднимай голову.

— Чего за хрень? — прошептал он, его рука потянулась к голове, а пальцы тут же стали багровыми от крови. — Башка… болит…

— Встать сможешь, парень? — деловито поинтересовался один из подошедших, не признавая в раненом известного музыканта. Кстати, одна из девушек в их компании была с рюкзачком, на котором был изображен логотип «На краю». — Мы до машины тебя доведем.

— И я тебя в больницу отвезу, — добавил Кей.

— Да, наверное… Черт… чем это он меня так?

— Розочкой, — просветил его кто-то, помогая подняться.

Остались еще на свете хорошие люди. Большинство просто посмотрело и пошло дальше по своим делам.

Келла тут же окрестил недруга «тупым гопником» и сказал про него еще много нелестных слов, многие из которых я услышала впервые. Потом он увидел Нинку, только что прогнавшую Валерия, и почему-то слабо улыбнулся.

— Королева, — слабо позвал он, — королева, у тебя есть платок какой-нибудь?

— У меня много чего есть, — с независимым видом ответила Нинка и достала из сумки ярко-розовый платочек, заботливо надушенный с утра. — Можешь приложить к своей головушке, слабак, — она фыркнула.

— Моя красавица, — парень принял из ее рук платок и зачем-то погладил слабыми пальцами ее руку.

— Кретин.

— Странная у тебя девушка, — покосился на синеволосого незнакомый парень, — нет бы поддержать, а она…

— Я привык, — смиренно ответил Келла, подмигнул Нинке и поморщился от боли.

— Вы куда? А как же «скорая»? — возопила ошарашенная таким поворотом событий учительница.

— На машине будет быстрее, — ответил ей Кей.

Мне и Нинке он ничего не сказал. Просто посмотрел в глаза, мельком обернувшись, и все. А после с парнями медленно удалился по направлению к ближайшему выходу из «Животного мира».

— Классно в зоопарк сходили, — сказал счастливый черноволосый мальчик.

— Точно! — поддержали его остальные. Уже через полминуты они были уведены своей учительницей к загону с зубрами.

Нинка вернулась ко мне с таким усталым видом, будто бы только что разгружала вагоны.

— Капец, Катька! Просто капец! Вот что бывает, когда в одном месте собирается вся психиатрическая больница! Нет, ты видела? Баба-яга — дрянь. Чтобы его сожрали с потрохами все демоны этого мира, проклятый сукин сын. Испортил мне такой день! А ты, кстати, такая трусиха, забилась тут на лавочку и сидишь, носа не высовываешь. Подруга, называется! Чего это с тобой? — обратила она внимание на мое печальное состояние. — Алло, дурий гараж? Чего белая, как привидение?

— Нин, мне плохо, — прошептала я, чувствуя себя Келлой номер два. Чем плоха боязнь крови и вида ран — прийти в себя слишком быстро нелегко. Меня до сих пор слегка трясло. К тому же еще было немного обидно, хотя обида эта была чисто эгоистической — Кей даже не попрощался и вообще почти ничего не сказал перед уходом. Понятное дело, что он тащил раненого товарища в машину, но хотя бы крикнуть что-то мог? И это человек предлагал мне… забудем, что он предлагал.

— А-а-а, — догадалась наконец Журавль, оглядывая меня сверху донизу, — это из-за крови? Сильно плохо?

— Сейчас пройдет.

— Точно?

— Да.

— Гемофобка несчастная. Тебе лечиться надо. Там, кстати, еще на асфальте кровь осталась, — и она услужливо ткнула рукой в то место. Я машинально проследила за ее жестом и тут же увидела еще не засохшее пятно противного темно-красного цвета. Меня затошнило сильнее, и голова вновь пошла кругом.