— Келле? Не знаю.

— Обычно, если рана на горшке…

— Где-где?

— На голове. Если на ней рана, то волосы сбривают. Фу, Катя, я не буду с лысым встречаться! А вдруг он в лысом виде Эльзе не понравится? Вот же непруха! Ладно, пошли уже к слонам, я давно хотела их за уши подергать.

— Тебе сколько лет? — только и смогла спросить я. Наверное, я погорячилась, и не нравится бедный Келла Нинке, ох не нравится.

В результате мы с ней еще часа четыре проходили по «Животному миру», успев посмотреть всю его флору и фауну. Особенно надолго мы зависли около террариума, находящегося в небольшом здании под лаконичным названием «Змеиный дом». Там подруга долго сюсюкала со змейками через стекло и выразила желание купить себе какую-нибудь пресмыкающуюся милашку.

Вдоволь находившись и наржавшись над несчастными слонами в слоновнике, она все-таки оттащила меня в открытое кафе, где накупила кучу всего, долго заигрывала с совсем юными парнями, находившимися под впечатлением от ее длинных ног.

Гордо дав мальчишкам номер местного отделения Федеральной службы безопасности, выдавая его за свой собственный, Нинка наконец покинула территорию гостеприимного зоопарка, нашла такси и повезла себя и меня ко мне домой.

— У меня скучно, — заявила она мне свой выбор, — а у тебя всегда что-нибудь веселое происходит.

Увы, в этот день у меня ничего интересного не происходило. Родственнички еще не вернулись, потому что у кого-то там сломалась машина. Поэтому мы с Нинкой ограничились громкой музыкой и пространными разговорами, пятьдесят процентов которых было посвящены тому, какой же «Кеечка милый и классный, так и хочется его всего зацеловать»; процентов тридцать — ярому негодованию подруги на неандертальца Валерия; а еще двадцать тому, какое ей купить новое платье — красное или оранжевое, а то она, видите ли, не может выбрать цвет.

И только поздно вечером она позвонила Келле на телефон, чтобы убедиться, что он «жив-здоров и что голову ему заштопали», лишив волос только на виске. Таким образом, неугомонный барабанщик стал обладателем новой прически — над одним ухом волосы были модно сбриты, а над другим свисали длинные синие пряди.

— А ты мне почему раньше не позвонила, королева? — укоряюще спросил безвинно пострадавший от рук Бабы-яги.

Связь была очень громкой, и я прекрасно слышала каждое его слово.

— Это ты почему мне первым не позвонил? Я же ждала. Волновалась, — тут же нашлась девушка.

Ждала она, как же!

— Да-а-а? И, малышка, — продолжал парень, не слыша ее слов, — это вообще что за хрен с горы был?

— Да так, — не стала рассказывать девушка о Валерии.

— У тебя с ним что-то есть? Вы встречались? — задавал все больше вопросов Келла серьезным тоном.

— С кем? С этим хмырем? Ты что, умом двинулся? Нет, конечно! — в ужасе проговорила подруга.

Я представила ее в обнимку с Бабой-ягой и захихикала. Они вообще-то неплохо бы смотрелись вместе, если бы подружка не была бы выше молодого человека на сантиметров десять. Журавль показала мне кулак.

— Детка, ты только моя, — убежденно заявил Келла в телефон, — так что осторожнее, иначе судьбу Дездемоны можешь разделить. Поняла? Я ревнив, как ее негр. — И довольный своей шуткой, он рассмеялся.

Нинка скорчила неприятную рожу, беззвучно произнося проклятия на чью-то синюю голову, но вслух сказала преувеличенно задумчиво:

— А ты… а ты… а ты разделишь роль… Ой, я даже не знаю, кому из героев Шекспира по башке бутылкой прилетело. Такие вообще были?

— Не смешно, — надулся Келла.

— Милый, — брезгливо проговорила Ниночка, — не обижайся. Ты ведь такой туп… хм… сильный.

— Да, я такой. Не надорвался же я, когда тебя столько времени на руках держал…

В результате эти двое еще раза три поругались и помирились, а как только Ниночка закончила разговор, она стала злобно распространяться по поводу Келлы, его характера и семьи. А потом выдала:

— Видишь, как здорово приворожился Келла. Надо к этой Альбине еще съездить. Чтобы Кея точно… А, блин, звонят. Неймется какой-то собаке.

С этим словами Нинка вновь взяла трубку.

— Моя любимая королева, как мне попросить у тебя прощения? — Раздался заунывный голос Валерия.

— Отправься к праотцам, — никогда не была доброй Ниночка. — Или просто оставь меня в покое.

— А этот Келла, что тебя с ним связывает? Нина, не шути со мной. И скажи мне все. Я найду его и продолжу наше общение.

Ого, сколько у них с барабанщиком «На краю» общих интересов. Во-первых, Нинка, во-вторых, встретиться друг с другом оба хотят. Не иначе взаимная симпатия.

— Я тебе найду, козлина ты эдакая. Найду и убью. И королевой меня может называть только он.

И Ниночка со злостью нажала на красную кнопочку.

— Знаешь, — задумчиво поглядела на меня Нинка, — я, пожалуй, обращусь к Альбине, чтобы она Бабу-ягу того… наоборот приворожила.

— Как это наоборот?

— Чтобы он обо мне забыл! — выдала Нинка, выхватила у меня из-под носа последние два печенья и запихала их в рот под мой негодующий возглас.

— Обжора.

— Зануда.

— Проглот!

— Тройная зануда! Занудище!

— Кретинка!

И мы, как маленькие, стали кидаться подушками…

Нинка не ушла, а решила остаться ночевать тогда, когда мои родственнички наконец прибыли в родной дом вместе с Крабом и двумя какими-то длинноволосыми мужиками, которых я не знала.

— Кто меня потревожил? Убью на хре-е-еен! — проорало басом на весь дом, но нам с Нинкой было не привыкать.

Нелли, Томас и гости пребывали в прекрасном расположении духа, наперебой рассказывая, как классно они отдохнули. Небритый Леша, ничего не говоря, ушел в ванную комнату, а вот Эдгар пребывал в самом мрачном настроении и почти сразу же кинулся к любимому. Вернее, к компьютеру.

— Компонарик, — проводила его взглядом Нинка и убежала куда-то на кухню. А я отправилась спать. Вот так глупо и закончился этот странный день. А ночью мне совсем ничего не снилось.

Следующий день веселым и хорошим я никак не могла назвать, да и среду тоже. С одной стороны, благодаря неоценимой помощи подруги-шантажистки, в учебе все было нормально. Статью Сеточкину Нинка все же написала, но велела мне передать ему с рук на руки, сказав, будто это моя работа. Со Славиком она видеться не желала, мотивируя это тем, что он «теперь на фиг не нужен, этот тощий раздолбай». Я пришла к главному редактору университетской газеты вместе с назойливой Татьяной, прилипшей ко мне, как банный лист. Каким-то невероятным образом Сеточкин принял старосту группы в свою редакцию, взял статью и, печально возведя свои унылые глаза на меня, осведомился: