хозяйством. Ей же было поручено сделать все необходимые приготовления к приезду Ван Цзы-тэна.

Когда родной брат Фын-цзе, которого звали Ван Жэнь, узнал, что его дядя получил повышение и переведен на службу в столицу, он тоже приехал сюда со всей своей семьей. Фын-цзе радовалась, что съезжаются родные, она сразу забыла обо всех треволнениях и почувствовала себя бодрее.

Госпожа Ван, видя, что Фын-цзе снова взялась за домашние дела, перестала присматривать за хозяйством; к тому же вскоре должен был прибыть ее брат, и она ни о чем не беспокоилась.

Только один Бао-юй из всего дома был не у дел и совсем перестал посещать школу. Дай-жу, зная, что у них в семье произошло несчастье, не тревожил юношу, а Цзя Чжэну, занятому по горло, было недосуг следить за сыном.

Таким образом, у Бао-юя были все возможности целыми днями предаваться развлечениям, но он этим не воспользовался, так как после утери яшмы сделался вялым, ленивым и стал заговариваться. Когда по возвращении матушки Цзя из дворца его звали к ней справиться о здоровье, он машинально шел, если же не звали – сидел дома. Си-жэнь и другие служанки не осмеливались беспокоить его из опасения, что он рассердится. Когда его звали к столу, он ел, а не звали, он ни у кого ничего не требовал.

Си-жэнь казалось, что Бао-юй не похож на человека, чем-то расстроенного, а скорее напоминает больного. Улучив однажды момент, она прибежала в «павильон реки Сяосян» и сказала Цзы-цзюань:

– Второй господин Бао-юй в очень плохом состоянии. Хоть бы твоя барышня немного развлекла его!

Цзы-цзюань тотчас же доложила об этом Дай-юй, но та, полагая, что ее должны выдать замуж за Бао-юя, сочла неудобным являться ему на глаза и только подумала:

«Если бы он сам пришел ко мне, дело другое, но мне идти к нему невозможно».

И она отказалась навестить Бао-юя.

Тогда Си-жэнь отправилась к Тань-чунь и потихоньку рассказала ей о происходящем. Однако Тань-чунь, которую расстроили такие странные события, как несвоевременное появление цветов на яблоньках, потеря «драгоценной яшмы» и последовавшая за всем этим неожиданная смерть Юань-чунь, решила, что их семья вступила в полосу несчастий. Она была очень опечалена, и ей было не до Бао-юя. Кроме того, Бао-юй был мужчиной, навещать его слишком часто казалось неприличным, и сейчас, когда Бао-юй находился в подавленном состоянии и был безразличен к окружающему, она совсем перестала ходить к нему.

Бао-чай тоже знала о потере яшмы.

В тот день, когда тетушка Сюэ дала предварительное согласие на брак Бао-юя с ее дочерью, она рассказала об этом Бао-чай.

– Твоя тетя настоятельно убеждала меня, – говорила она дочери, – но я не дала окончательного согласия, а только сказала ей, что все решится тогда, когда возвратится домой твой старший брат. Ты-то сама как, согласна?

– Вы не правы, мама, – с серьезным видом возразила Бао-чай. – Судьбу дочери должны решать отец и мать. Поскольку мой отец умер, все зависит от вас. Если хотите, посоветуйтесь с моим братом. Но зачем вы спрашиваете моего согласия?

Тетушка Сюэ растрогалась и подумала, что, хотя дочь ее с детства баловали, она не утратила природной скромности и нравственной чистоты. С этих пор в разговорах с дочерью она перестала упоминать имя Бао-юя. А что касается Бао-чай, то она стала избегать не только имени «Бао-юй», но и слов «драгоценная яшма».

Узнав об исчезновении яшмы, Бао-чай в душе очень тревожилась, но расспрашивать и наводить справки о случившемся считала неприличным, поэтому она слушала только то, что говорили, делая вид, будто все это не имеет к ней никакого отношения.

Что же касается тетушки Сюэ, то она несколько раз посылала служанку разузнавать, что делается во дворце Жунго. Ей было известно о смерти Юань-чунь, но она лишь изредка бывала во дворце Жунго, так как была обеспокоена судьбой сына и с нетерпением ждала приезда Ван Цзы-тэна, который мог помочь ей избавить сына от наказания. Кроме того, она знала, что хотя в семье Цзя все заняты, Фын-цзе поправилась и присматривает за домом.

Си-жэнь сильно мучилась. Она старалась быть ласковой с Бао-юем, заботливо прислуживала ему, но он оставался равнодушным ко всему, и это очень расстраивало девушку.

Между тем гроб с телом Юань-чунь простоял в дворцовом храме несколько дней, после чего должны были состояться похороны, и матушка Цзя в сопровождении других родственников и родственниц уехала сопровождать гроб к месту похорон.

Бао-юй с каждым днем становился все более странным; жара у него не было, ничего не болело, но ел он без всякого аппетита, спал тревожным сном, а если ему с кем-либо приходилось разговаривать, молол всякий вздор.

Встревоженные Си-жэнь и Шэ-юэ несколько раз докладывали об этом Фын-цзе, и та, обеспокоившись, часто прибегала навещать Бао-юя.

Сначала домашние полагали, что Бао-юй расстроен вследствие утери яшмы, но, когда увидели, что он ко всему безразличен, стали приглашать врачей. Врачи прописывали ему всевозможные лекарства, он послушно принимал их, но ему не становилось лучше, напротив, болезнь только усиливалась. Пытались расспрашивать юношу, что у него болит, но он ничего не мог толком сказать.

После похорон Юань-чунь матушка Цзя, все время беспокоившаяся о Бао-юе, пришла в сад навестить его. С нею пришла и госпожа Ван.

Си-жэнь вывела к ним Бао-юя, чтобы он справился о здоровье.

Хотя все считали, что Бао-юй болен, он каждый день вставал, двигался и вел себя как обычно. И сейчас, когда его позвали, он вышел, справился о здоровье матушки Цзя и госпожи Ван; единственно, что могло показаться странным, – это то, что Си-жэнь держала его под руку и все время подсказывала, что нужно делать.

– Дитя мое! – воскликнула матушка Цзя, завидев внука. – Я думала, что ты серьезно болен и пришла навестить тебя, а ты, оказывается, выглядишь так же, как и прежде! Теперь я буду чувствовать себя спокойнее!

Госпожа Ван, разумеется, тоже облегченно вздохнула. Бао-юй ничего не отвечал и только все время улыбался.

Матушка Цзя вошла во внутреннюю комнату и опустилась на стул. Она стала расспрашивать Бао-юя о том о сем, но на каждый ее вопрос он отвечал только то, что ему подсказывала Си-жэнь, совершенно не осмысливая своих слов. Он казался совсем дурачком.

Чем больше смотрела на внука матушка Цзя, тем большие сомнения охватывали ее, и наконец, не выдержав, она промолвила:

– Когда я вошла сюда, мне казалось, что он не болен. Но сейчас, приглядевшись, я вижу, что болезнь у него нелегкая, возможно даже, что это – душевное расстройство? Чем оно могло быть вызвано?

Госпожа Ван