думая, что смогу прорваться наружу, но плотная бумага сопротивлялась и отбрасывала меня. Я отскакивал от этой стены не как от трамплина, а мягко, как пух одуванчика, который нанесло ветром на стеклянную дверь. Как будто я невесомая мошка, с которой стене даже лень связываться. Я собрал все силы и ударил в стену ослепительным мощным лучом, как супергерой из комиксов «Марвел», но чтение мыслей так не работает. Вы не можете вклиниться в чью-то голову эдаким ментальным тараном. Это глупые сказки, которые можно услышать на бесплатных кабельных каналах, где вечно несут что-то про «силу любви», или «силу разума», или не теряющую популярности «силу позитивного мышления». Чуть собачья, мне этой лапши на уши и даром не надо. Дальше я попробовал представить себя в его мире, но это тоже не сработало. Я попытался ни о чем не думать и проскользнуть туда незаметно – бесполезно. Я понял, что никогда не задумывался, как именно я проникаю в чужие мысли – просто делал это, и все. Секунду назад я наслаждался уютным одиночеством в своей собственной голове, а через мгновение уже путешествовал по чужому миру. Это происходило мгновенно, как телепортация (которой, как и телепатии, не существует).

И вот именно тогда, когда я сидел пристегнутый к электрическому стулу и на меня вот-вот должны были надеть кожаную маску (чтобы зрители не видели, как у меня из глаз валит дым или горят волосы в носу), когда мне позарез было необходимо попасть в голову Генри Лейка Спаннинга, я был полностью заблокирован. И вот тогда мне стало страшно.

И тут я почувствовал его в своей голове. Это произошло мгновенно, хотя я не открывался ему.

Спаннинг вломился в мой мир.

Я смотрю, ты съел отличный сэндвич.

В моей голове его голос звучал намного громче и увереннее, чем во время нашего разговора год назад.

Да, Руди, ты всегда думал, что-то где-то должен существовать еще кто-то, вроде тебя. И вот он я. Еще один сорокопут[102]. – Он помолчал. – Я вижу, ты называешь это «путешествием в чужой мир». А я всегда называл себя «сорокопут». Птица-убийца. Впрочем, названия не имеют никакого значения. Странно, что мы ни разу не встретили никого вроде нас за столько лет, правда? Они наверняка существуют, но я думаю – конечно, у меня нет никаких данных, это просто идея – я думаю, они просто не знают о своих способностях.

Он, почти не моргая, смотрел на меня своими красивыми голубыми глазами, в которые влюбилась Элли.

Почему ты мне раньше не сказал? – спросил я.

Он грустно улыбнулся.

Ах, Руди, Руди. Глупый ты негритенок. Почему я не сказал? Потому что мне нужно было заманить тебя в свою ловушку. Я приготовил для твоей тощей лапы отличный медвежий капкан. Позволь мне немного здесь проветрить.

Спаннинг убрал иллюзию, которую он поместил мне в голову год назад, когда так умело замаскировал свои мысли, свое прошлое, свой подлинный мир – как будто кто-то взломал камеру слежения, чтобы на экране крутилась запись пустого, мирно спящего магазина, который в это время на самом деле активно грабят. Он не только убедил меня в своей невиновности, но и внушил мне, что я и есть настоящий убийца, который вытеснил воспоминания о своих преступления из своего сознания и в перерывах между преступлениями продолжал жить вполне достойно. За пару секунд (во внутреннем мире царит безвременье, подобное долгому сну, который на самом деле длится лишь тридцать секунд до пробуждения) он стер все ложные воспоминания и догадки, всю череду логично выстроенных событий, умело подогнанную под мою реальную жизнь и мои подлинные воспоминания. Одним движением он убрал все искажения и подтасовки, которые он вложил в мою голову, чтобы я поверил, что совершил все эти семьдесят убийств и с ужасом осознал, что я – безумный психопат, который носится по Соединенным Штатам, оставляя за собой след из растерзанных тел, и потом блокирует все воспоминания об этом. Старина Руди Пейрис, отличный парень, который никого не убивал. Я был именно тем лопухом, которого ждал Спаннинг.

Видишь, как обстоят дела, малыш? Ты никого не убивал. Ты чист, как первый снег, ниггер. Ты был настоящим подарком судьбы. Я даже не подозревал, что есть еще такие, как я, пока меня не задержали в Декейтере, и Элли не приступила к допросу. И что же я увидел у нее в голове? Большого черного мужика, прямо как из «Большой белой надежды»[103]. Чудесная женщина Элли, правда, Пейрис? Так и хочется полоснуть ее ножом, да? Вскрыть ее, как теплый плод, нагретый летним солнцем, выпустить из нее весь пар…может, устроить пикник…

Спаннинг помолчал.

Я захотел ее сразу, как только увидел. Видишь ли, я мог бы поторопиться и налететь на нее сорокопутом в первую же встречу. Я так и хотел сделать. Но только представь себе, какая шумиха бы поднялась, если бы Спаннинг начал кричать в камере, что он – не мужчина, а женщина, не Спаннинг, а заместитель окружного прокурора Элисон Рош? Нет, слишком сложно. Но я вполне мог запрыгнуть в нее. Или в охранника – а потом, не торопясь, выследить Элли и выпотрошить ее, когда мне вздумается, выпустить из нее весь пар.

Вы выглядите подавленным, мистер Руди Пейрис. Почему? Потому что ты умрешь вместо меня? Потому что я уже сто раз мог спасти тебя, но не сделал этого? Потому что впервые за всю свою паршивую никчемную жизнь ты, наконец, встретил такого же, как ты, и даже поболтать с ним не успел? Это печально, парень, очень печально. Но против меня у тебя не было ни единого шанса.

Ты сильнее, ты не впустил меня, – сказал я.

Он усмехнулся.

Сильнее? Ты правда думаешь, что дело в силе? Ты так ничего и не понял, правда? – Теперь его лицо было по-настоящему страшным.

Ты ничего не понял, даже когда я прочистил твои мозги и ты увидел, что я с тобой сделал. Ты что же, думаешь, что я прошел через суд и отправился в тюрьму, потому что не мог ничего с этим поделать? Жалкий идиот. Я сорокопут, я мог залезть в голову любого, когда захочу. Но когда я впервые увидел Элли, я увидел и тебя.

Я поморщился.

И ты ждал все это время, только чтобы добраться до меня?

Чтобы добраться до тебя именно в тот момент, когда ты ничего не сможешь со мной поделать. Когда ты не будешь кричать: «Я Руди Пейрис, я просто застрял в теле Генри Лейка Спаннинга, помогите»! Зачем