class="a">[98] нимба, руки и ноги в кандалах с цепями, приваренными к стальному поясу, шаркая, направлялся ко мне. Неопреновые подошвы его ботинок почти беззвучно ступали по белому кафелю. Я смотрел на него, а он на меня. «Да, она сказала тебе, что я умею читать мысли, – подумал я. – Посмотрим, что ты предпримешь, чтобы не пустить меня в свой мир». По одному его виду и походке я не мог угадать, трахнул он Элли или нет, но думал, что наверняка да. Они явно умудрились это провернуть, даже здесь, в тюрьме строгого режима. Спаннинг остановился прямо напротив меня, положил руки на спинку стула и улыбнулся – так мило мне никто в жизни не улыбался, включая маму. «О да, – подумал я, – Господи, да. Или он самый харизматичный человек, которого я знаю, или же так умело притворяется милашкой, что запросто перережет горло каждому встречному, прежде чем тот что-то сообразит».

– Можете нас оставить, – сказал я сопровождавшему Спаннинга черному громиле.

– Не имею права, сэр.

– Под мою ответственность.

– Прошу прощения, сэр. Мне сказали, что кто-то должен постоянно здесь находиться. Это приказ.

Я посмотрел на Очевидного.

– Это и вас касается?

Он помотал головой.

– Думаю, и одного хватит.

Я нахмурился.

– Мне нужна абсолютная конфиденциальность. Разве вы не оставили бы нас наедине, будь я его адвокатом? Как же нам быть с адвокатской тайной?

Охранники переглянулись, посмотрели на меня и ничего не ответили. У мистера Дайте-Я-Вам-Всё-Растолкую вдруг не хватило слов, а у секвойи с бицепсами имелся «приказ».

– Вам сказали, где я работаю? Кто послал меня поговорить с этим человеком? – Сослаться на начальство иногда очень помогает, но не в этом случае: охранники пробормотали «Да, сэр», но на их лицах по-прежнему читалось: «Простите, но мы не имеем права оставлять вас наедине». Они не сдвинулись бы с места, даже если бы я прибыл на личном самолете Господа Бога.

«А, пропади оно все пропадом», – подумал я и скользнул к ним в головы. Подтянул-перенаправил пару проводков, и обоим внезапно приспичило в туалет.

– Хотя… – сказал один.

– Думаю, мы могли бы ненадолго… – откликнулся второй.

Через минуту Очевидного след простыл, а громила расположился по ту сторону двери – его спина полностью заслонила зарешеченное окошко. Он в прямом смысле перекрыл единственный вход и выход – как триста спартанцев в Фермопилах. Генри Лейк Спаннинг молча смотрел на меня.

– Присаживайтесь, располагайтесь поудобнее, – предложил я.

Он выдвинул стул, обошел его и сел.

– Поближе к столу, – сказал я.

Ему было неудобно из-за наручников, но он ухватился за край стула и пододвинулся ближе, упершись животом в край стола.

Спаннинг был красивым парнем даже по белым стандартам. Прямой нос, высокие скулы, глаза цвета воды в унитазе, когда бросаешь в бачок новую освежающую таблетку на 2000 смывов. Очень красивый парень. Меня от него в дрожь бросило. Если бы Дракула выглядел, как Ширли Темпл[99], никто не стал бы протыкать ему сердце колом, а если бы Гарри Трумэн[100] выглядел, как Фредди Крюгер, ему нипочем бы не побить Тома Дьюи на выборах. Джо Сталин и Саддам Хуссейн выглядели, как эдакие добрые дядюшки, которые просто случайно, ненароком, истребили миллионы мужчин, женщин и детей, а Эйб Линкольн походил на дровосека-убийцу, но сердце у него было размером с Гватемалу. У Генри Лейка Спаннинга было лицо, к которому мгновенно проникаешься доверием, если видишь его в рекламе. Мужчины с удовольствием отправились бы с ним на рыбалку, женщины захотели бы потискать его булки, бабушки тут же полезли бы с ним обниматься, а дети пошли бы за ним хоть в печь. Если бы он играл на флейте, крысы так и отплясывали бы у его ног. Какие же мы все-таки олухи. «С лица воды не пить», «Не суди книгу по обложке», «Чистота – лучшая красота», «Одевайся так, чтобы произвести впечатление». Как есть олухи. Что же всё это говорило о моей подруге Элисон Рош?

И какого хрена я ждал, почему не отправлялся в его мир?

Потому что боялся.

Потому что из глаз красивого блондина, до которого и Гарри, и Дьюи было по части обаяния далеко, как до неба, на меня смотрело пятьдесят шесть ужасных, отвратительных убийств.

Почему мне было страшно? Вот поэтому.

Глупо, конечно: у меня сверхспособности, Спаннинг в наручниках, и я ни на секунду не верю, что он невиновен. Его взяли на месте преступления, когда у него руки были в крови до подмышек. Невиновен он, как же!

«Ладно, Руди, – подумал я, – залезай-ка внутрь и оглядись хорошенько».

Но я ждал. Ждал, когда заговорит он.

Спаннинг робко, немного нервно улыбнулся и сказал:

– Элли попросила меня встретиться с вами. Спасибо, что приехали.

Я смотрел на него, но не в него.

Казалось, ему неудобно за доставленные мне хлопоты.

– Но я не думаю, что вы сможете что-то для меня сделать – у меня ведь осталось всего три дня.

– Вам страшно, Спаннинг?

У него задрожали губы.

– Да, мистер Пейрис. Очень страшно, – его глаза увлажнились.

– Теперь вам легче понять, что чувствовали ваши жертвы, а?

Спаннинг не ответил, только смотрел на меня своими влажными глазами. Потом он отодвинул стул и встал.

– Спасибо, что приехали, сэр. Мне жаль, что вы потратили время.

Он повернулся и пошел к двери. Я отправился в его мир.

«Господи, – подумал я. – Невиновен. Он невиновен».

Он не сделал ничего из того, за что его приговорили. Абсолютно ничего. У меня и тени сомнения не осталось. Элли была права. Я видел весь его мир, все углы и закоулки, каждую ямку и крысиную нору, все его прошлое со дня его появления на свет в Льюистауне, штат Монтана, по соседству с Грейт-Фолс, тридцать шесть лет назад; каждый день его жизни, вплоть до момента, когда его застали над выпотрошенным телом уборщицы, которое настоящий убийца выбросил в мусорный бак. Я увидел, как он вышел из супермаркета в Хантсвилле, толкая перед собой тележку с продуктами на выходные; увидел, как он прошел мимо мусорных баков, где лежали горы картонных коробок и ящиков из-под фруктов; услышал, как кто-то позвал на помощь и увидел, как Генри Лейк Спаннинг начал оглядываться, думая, не ослышался ли он. Потом я увидел, как он развернул тележку к своей машине, припаркованной у стены с краю парковки, потому что была пятница, все закупались перед выходными, так что ближние места были заняты. Снова крик – на этот раз слабее – и окровавленная рука, приподнявшаяся над краем грязного зеленого бака. Я видел, как Спаннинг бросил свою тележку, даже