Альфред занял свое кресло на помосте, махнул рукой, показывая, что люди могут сесть, но ничего не сказал.

Короткую молитву предстояло прочесть епископу Эркенвальду. Потом епископ попросил высказаться любого, у кого имеются предложения.

Они говорили, и говорили, и говорили.

Им не давала покоя загадка – почему из лагеря в Бемфлеоте не пришло никаких посланий. Шпион доложил Альфреду, что его дочь жива, с ней даже обращаются с уважением, как и предполагал Эркенвальд, но от Зигфрида не прибыло ни одного гонца.

– Он хочет, чтобы мы умоляли, – предположил епископ Эркенвальд.

Ни у кого не нашлось догадки лучше. Кто-то заметил, что Этельфлэд держат в плену на территории, принадлежащей королю Восточной Англии Этельстану, и, конечно, этот принявший христианство король окажет помощь. Епископ Эркенвальд сказал, что на встречу с этим королем уже отправлена делегация.

– Гутрум не будет драться, – сказал я, сделав свой первый вклад в обсуждение.

– Король Этельстан, – проговорил епископ Эркенвальд, сделав упор на христианском имени Гутрума, – доказал, что верный союзник. Не сомневаюсь, он окажет нам поддержку в трудную минуту.

– Он не будет драться, – повторил я.

Альфред устало махнул в мою сторону рукой, показывая, что желает выслушать, что я скажу.

– Гутрум стар, – сказал я, – и не хочет войны. Он не может бросить вызов людям у Бемфлеота. С каждым днем они становятся сильнее. Если Гутрум будет с ними сражаться, может и проиграть, а если он проиграет, Зигфрид станет королем Восточной Англии.

Никому не понравилась эта мысль, но никто не смог ее оспорить. Зигфрид, несмотря на раны, которые нанес ему Осферт, становился все более могущественным и уже имел достаточно сторонников, чтобы бросить вызов войскам Гутрума.

– Я не хочу, чтобы король Этельстан сражался, – с несчастным видом проговорил Альфред, – потому что любая война поставит под угрозу жизнь моей дочери. Мы должны не воевать, а рассмотреть возможность выкупа.

В зале наступило молчание: люди пытались представить, насколько громадная сумма потребуется. Некоторые, самые богатые, избегали взгляда Альфреда. Я уверен – они гадали, где бы им спрятать свое богатство, прежде чем их навестят сборщики налогов и войска Альфреда. Епископ Эркенвальд нарушил тишину, с сожалением заметив, что церковь доведена до нищеты, иначе он был бы рад внести свой вклад.

– Те крохи, что у нас есть, – сказал он, – посвящены Богу.

– Верно, – согласился жирный аббат, на груди которого блестели три серебряных креста.

– И госпожа Этельфлэд теперь мерсийка, – проворчал тан из Вилтунскира, – поэтому мерсийцы должны нести бо́льшую часть бремени.

– Она моя дочь, – тихо проговорил Альфред, – и я, конечно, отдам все, что смогу.

– Но сколько нам понадобится? – энергично вопросил отец Пирлиг. – Сперва нужно выяснить это, господин король. Значит, кто-то должен отправиться на встречу с язычниками. Если они не говорят с нами, с ними должны поговорить мы. Как сказал добрый епископ, – Пирлиг серьезно поклонился, повернувшись к Эркенвальду, – они хотят, чтобы мы умоляли.

– Они хотят унизить нас, – прорычал кто-то.

– И верно! – согласился отец Пирлиг. – Поэтому нужно послать делегацию, чтобы вытерпеть это унижение.

– Ты отправишься в Бемфлеот? – с надеждой спросил Пирлига Альфред.

Валлиец покачал головой.

– Господин король, у этих язычников есть причины меня ненавидеть. Следует послать не меня. Однако господин Утред, – Пирлиг показал на меня, – сделал одолжение Эрику Тарглисону.

– Какое одолжение? – быстро спросил брат Ассер.

– Я предупредил его насчет предательского нрава валлийских монахов, – ответил я.

По церкви прошелестел смех, а Альфред бросил на меня неодобрительный взгляд.

– Я позволил ему увести из Лундена его корабль, – объяснил я.

– Одолжение, которое сделало возможной нынешнюю несчастную ситуацию! – заявил Ассер. – Если бы ты убил Тарглисонов, как и должен был сделать, мы бы сейчас не собрались здесь!

– Что нас сюда привело, так это глупые проволочки на Стуре, – ответил я. – Если ты собираешь жирное стадо, то не оставляешь его пастись рядом с волчьим логовом!

– Довольно! – резко проговорил Альфред.

Этельред трясся от гнева. До сих пор он не проговорил ни слова, но теперь повернулся в кресле и показал на меня. Он открыл было рот, и мне хотелось, чтобы он дал мне сердитый ответ, но вместо этого кузен резко отвернулся, и его вырвало. Приступ был внезапным и жестоким. Этельред опустошил желудок густой вонючей струей. Он дернулся, когда рвота шумно выплеснулась на помост.

Альфред в ужасе наблюдал за этим. Алдхельм торопливо шагнул в сторону. Некоторые священники перекрестились.

Никто не заговорил и не шевельнулся, чтобы помочь Этельреду.

Казалось, рвота утихла, но потом он дернулся снова, и из его рта вырвалась еще одна струя. Этельред сплюнул остатки, вытер губы рукавом и с бледным лицом, закрыв глаза, откинулся на спинку стула.

Альфред наблюдал за внезапным приступом зятя, но теперь снова повернулся лицом к залу, ничего не сказав о произошедшем. У стены топтался слуга, ему явно хотелось прийти на помощь Этельреду, но он боялся ступить на помост.

Этельред слегка застонал, держась одной рукой за живот. Алдхельм уставился на лужу рвоты, будто никогда в жизни не видел ничего подобного.

– Господин Утред, – нарушил король неловкое молчание.

– Господин король, – отозвался я, поклонившись.

Альфред нахмурился, глядя на меня.

– Кое-кто говорит, господин Утред, что ты слишком дружески относишься к норманнам?

– Я дал тебе клятву, господин король, – грубо ответил я, – и подтвердил ее перед отцом Пирлигом и вновь – перед твоей дочерью. Если люди, которые говорят, что я слишком дружески отношусь к норманнам, желают обвинить меня в нарушении этой тройной клятвы, я готов встретиться с ними на расстоянии длины меча там, где они пожелают. И они встретятся с мечом, который убил больше норманнов, чем я в силах сосчитать.

Это заставило зал снова погрузиться в молчание.

Пирлиг хитро улыбнулся. Ни один человек здесь не хотел со мной драться, а единственный, кто мог бы меня победить – Стеапа, – ухмылялся, хотя выглядело это смертельным оскалом и могло бы напугать демона и заставить его вернуться в свое логово.

Король вздохнул, как будто его утомила моя вспышка гнева.

– Зигфрид будет с тобой говорить? – спросил он.

– Ярл Зигфрид ненавидит меня, господин король.

– Но он будет с тобой говорить? – настойчиво повторил Альфред.

– Или будет говорить, или убьет меня, – ответил я. – Но его брату я нравлюсь, и Хэстен передо мной в долгу, поэтому – да, думаю, они будут со мной говорить.