– Мамут, должно быть, прав, но если она действительно рожает – она позовет тебя.

– Надеюсь, что позовет, – ответила Эйла, – только как бы не было слишком поздно, чтобы остановить схватки. – Она двинулась назад, и Волк побежал следом за ней. Она поглядела на животное, потом на Джондалара, помедлила, а потом спросила: – Если меня позовут, Джондалар, ты подержишь пока Волка у себя? Я не хочу, чтобы он увязался за мной и узнал дорогу в Журавлиный очаг.

– Конечно, – ответил Джондалар, – только прибежит ли он сюда?

– Волк, назад! – приказала она.

Звереныш, тихо скуля, вопросительно посмотрел на нее.

– Назад, на постель Джондалара. – Она подняла руку и показала, куда именно. – На постель Джондалара.

Волк пригнулся, поджал хвост и затрусил в указанном направлении. Он сел в изголовье и посмотрел на свою хозяйку.

– Сидеть здесь! – приказала она.

Волчонок опустил голову на лапы и долго смотрел ей вслед, когда она покидала кухонный очаг.

* * *

Крози сидела на постели и смотрела, как кричит и содрогается от боли ее дочь. Наконец боль утихла, и Фрали глубоко вздохнула. Но сразу же начался приступ кашля, и Крози показалось, что в глазах ее дочери мелькнуло отчаяние. Она тоже была в отчаянии. Кто-то должен что-то сделать. Схватки шли полным ходом, а кашель лишал Фрали последних сил. У ребенка надежды почти не было: он появлялся на свет слишком рано, а недоношенные дети в племени обычно не выживали. Но Фрали нуждалась в помощи: необходимо облегчить ее кашель и боль, а когда все будет кончено – ее горе. Убедить в чем-то Фрали не удалось, и этого тупого мужика – тоже. Да неужели он не видит, что происходит?

– Фребек, – окликнула его Крози. – Я хочу поговорить с тобой.

Тот был удивлен. Крози редко называла его по имени – и вообще редко обращалась к нему. Обычно она просто кричала на него.

– Что тебе надо?

– Фрали в таком положении, что ничего не слышит. Ты, я думаю, уже и сам понимаешь: она рожает.

Очередной приступ кашля, охвативший Фрали, прервал их разговор.

– Фрали, скажи правду, – обратился к ней Фребек, когда кашель прошел. – У тебя роды?

– Думаю… да, – ответила она.

Он улыбнулся:

– Почему же ты мне не сказала?

– Я… не хотела верить.

– Но почему? – спросил он, обескураженный ее ответом. – Разве ты не хочешь ребенка?

– Слишком рано. Недоношенные дети не выживают, – ответила за нее Крози.

– Не выживают? Фрали, что-то случилось? Это правда, что наш ребенок не выживет? – воскликнул Фребек, до глубины души пораженный страхом. Он с самого утра сегодня чувствовал: что-то не так, – но боялся себе в этом признаться, и он не думал, что все может быть настолько плохо. – Это первый ребенок в моем очаге, Фрали. Твой ребенок, рожденный в моем очаге. – Он стал перед ней на колени и взял ее за руку. – Этот ребенок должен жить. Скажи мне, что он будет жить.

– Я не знаю… – напряженным, хриплым голосом ответила она.

– Я думал, ты знаешь такие вещи, Фрали. Ты же мать. У тебя уже есть двое детей.

– Роды не похожи друг на друга. С каждым ребенком все по-своему, – ответила она. – В этот раз с самого начала было очень трудно. Я боялась выкидыша. Так мне было… не по себе… не знаю… Думаю, слишком рано.

– Почему ты не сказала мне, Фрали?

– Ну и что бы ты сделал? – ответила ему Крози мрачным, почти безнадежным голосом. – Что ты можешь сделать? Что ты знаешь о беременности, о родах? О кашле? О боли? Она ничего тебе не говорила, потому что ты ничем не мог помочь… А того, кто мог помочь, не пускал к ней. А теперь ребенок погибнет, и я не знаю, выживет ли Фрали.

Фребек повернулся к Крози:

– Фрали? С ней ничего не случится! Что может с ней быть? Женщины все время рожают.

– Не знаю, Фребек. Погляди на нее – и посуди сам.

Фрали, не удержавшись, вновь закашлялась, и боль в спине началась снова. Она закрыла глаза, кожа у нее на лбу натянулась, волосы встали дыбом, на лице выступили пятна пота. Фребек вскочил и бросился прочь из очага.

– Куда ты, Фребек? – спросила Фрали.

– Пойду позову Эйлу.

– Эйлу? Но я думала…

– Она с самого начала говорила, что у тебя будут тяжелые роды. Она была права. Если она знала это, значит она и впрямь – целительница. Пока все идет, как она сказала. Я не знаю, во всем ли она права, но что-то делать надо… Если, конечно, ты не возражаешь.

– Зови Эйлу, – прошептала Фрали.

Все видели, как Фребек прошел в очаг Мамонта, – и застыли в напряженном ожидании.

– Эйла, Фрали… – смущенно начал он, слишком нервничая и из последних сил пытаясь сохранить лицо.

– Знаю. Пошли кого-нибудь за Неззи, чтобы она помогла мне, и возьми вот эту чашу. Осторожно, она горячая. Это полоскание для ее горла, – говорила Эйла, направляясь к Журавлиному очагу.

Увидев Эйлу, Фрали сразу почувствовала огромное облегчение.

– Прежде всего – расправь постель и ляг поудобнее, – сказала Эйла, разбирая покрывала и подкладывая Фрали под голову подушки и сложенные шкуры.

Фрали улыбнулась и вдруг невесть отчего заметила, что Эйла по-прежнему говорит с каким-то чудным выговором. Не то чтобы даже с чудным выговором, подумала она, просто ей трудно даются некоторые звуки. Странно, как быстро к этому привыкаешь. Над ее постелью появилась Крози. Она протянула Фрали кусок сложенной кожи.

– Это ее накидка, чтобы принимать роды, – пояснила она, подкладывая кожу ей под спину, в то время как Эйла приподняла Фрали. – Хорошо, что тебя позвали, но схватки уже не остановить. Ой как плохо: я чую, что это была бы девочка. Какой позор, что она погибнет.

– Не говори раньше времени, Крози, – оборвала ее Эйла.

– Рановато. Ты знаешь.

– Но не приговаривай этого ребенка пока что. Кое-что можно сделать, если срок не слишком уж ранний и если… – она взглянула на Фрали, – если роды пройдут хорошо. Смотри и жди.

– Эйла, ты думаешь, есть надежда? – спросила Фрали с сияющими глазами.

– Всегда есть надежда. Вот, выпей это. Это поможет от кашля, и ты почувствуешь себя лучше. Посмотрим сейчас, как далеко зашло дело…

– Что это за снадобье? – вмешалась Крози.

Эйла посмотрела на пожилую женщину. Голос ее звучал резко и требовательно, но Эйла расслышала в ее вопросе заботу и интерес. Конечно, она говорит тоном, которым не беседуют, а требуют, – привыкла командовать. Но должно быть, она не понимает, как это нелепо и