В штабе полка были зачитаны результаты произошедшего сегодня днём боевого столкновения; командир полка показал указкой на высоту хребта, проходящего вдоль западного берега озера Хасан, Коити отвлёкся на советскую карту и быстро нашёл это место – высота Безымянная.

– С обеих сторон есть потери убитыми и ранеными, но хочу обратить ваше внимание, господа офицеры, – считать высоту занятой пока не могу, там ведут оборонительный бой ещё шестеро их солдат! И, господин переводчик, посмотрите документы убитого лейтенанта, не помню– как его фамилия, по-моему, Махарин… короче говоря, разберитесь!

«Скорее всего – Махалин!» – подумал Кэндзи, а при слове «переводчик» оторвался от карты, посмотрел на полковника и случайно перехватил взгляд переводчика Кима. Тот встал, поклонился полковнику, высокомерно буквально на одну секунду глянул на Коити и, держа спину прямее школьной линейки, вышел из канцелярии, при этом заместитель начальника штаба по разведке поджал губы и сделал движение руками, как делают, когда о чём-нибудь сожалеют, но ничего не могут поделать.

В конце совещания был зачитан приказ на следующие сутки, и офицеры разошлись по своим службам для уточнения задач. Группа Коити должна была от расположенной у подошвы сопки Богомольная корейской деревни Хомоку скрытно подойти к подошве сопки Заозёрная, по крутому склону подняться к её вершине туда, где проходила линия границы и где – это было зафиксировано – в свежеотрытых окопах сидели советские пограничные наряды, постараться оттуда кого-нибудь выманить, захватить и вернуться обратно. Это надо было сделать до утра и к рассвету вернуться. Задача показалась Кэндзи слишком простой и даже скучной: идти, ползти, потом назад ползти и снова идти, и он ещё подумал: «За что же я буду писать на Коскэ представление? Если так, то ничего героического он и сделать не успеет!»

Рядом с берегом оказалось довольно оживлённо – не только его группа готовилась к десантированию. На южном склоне большой сопки, на правом берегу реки Туманган, относительно замаскировавшись, по кустам сидело – Коити оценил на глаз – не меньше трёх рот пехоты.

Перед посадкой в лодки он осмотрел солдат: в казармах они оставили всё лишнее, при них было только оружие, притороченные к ремням сапёрные лопатки, фляги с водой и санитарные пакеты. Впервые за несколько дней Кэндзи осмотрелся сам, он глянул на свою форму и обнаружил, что она сильно изменилась: френч посерел и смялся на локтях, галифе, наоборот, посветлели, особенно на коленях, где они попросту вытерлись; на носках сапог появились царапины от острых камней; а кожаные портупеи и ремень пропитались потом, почернели и уже не были так похожи на только что полученные со склада. Поэтому на последнем совещании он уже не чувствовал себя чужим и новичком.

Ему и его солдатам были выданы железные шлемы, очень громоздкие, неудобные и звонкие, когда они ударялись о железо винтовок или фляг. Между собой они договорились, что оставят их у подножия сопки Заозёрная.

На тот берег уходило сразу несколько разведывательных групп.

Столкнули лодку ровно в 24:00, на вёслах за двадцать минут дошли до противоположного берега и быстрым шагом стали продвигаться к подножию ближайшей сопки Богомольная. Была пасмурная ночь, в воздухе висел мелкий дождь, он же хлюпал под ногами, и было темно так же, как неделю назад в кузове грузовика. Только сейчас Кэндзи снова обратил внимание, что Коскэ подкашливает и перхает. Он вспомнил, что то же самое слышал в кузове, и ещё хотел спросить, не болен ли он, потом забыл, потому что больше не слышал.

– Что это с вами, Коскэ? – тихо спросил он, когда, отойдя от берега, они остановились, чтобы вылить из обуви воду и поправить амуницию.

– Это со мной всегда так, когда я переживаю… за товарищей! – ответил Коскэ.

Кэндзи удивился, но не успел переспросить.

– Вы не волнуйтесь, господин лейтенант, я сейчас начну тихо петь, и всё пройдет!

Кэндзи снова не успел ничего ни спросить, ни сказать, а Коскэ тихо запел:

Сабля подобная белому инею,

Пули похожи на град.

Если солдаты топнут ногами,

Движутся горы и реки дрожат…

Это была известная военная песня, довольно бодрая, она распевалась на манер строевой, однако Коскэ пел очень медленно, буквально тянул и действительно перестал кашлять. Песня закончилась, и он, пристроившись слева от Кэндзи, хотя все остальные солдаты шли гуськом – буквально след в след, стал снова объяснять, что когда он говорит или поёт, если очень тихо, то уже не кашляет и у него не перехватывает горло. Кэндзи хотел ему запретить, но потом подумал, что, пока они идут по своей территории, пусть говорит, если ему так лучше, или поет.

– Ветер оттуда, – тихо сказал Коскэ, – с востока, с сопок, от них! Ночью нагретый воздух опускается к реке… А хорошая песня, правда? А вы, господин лейтенант, видели кино про лейтенанта Гаяси, оно так и называлось «Хитрость лейтенанта Гаяси»?..

Коскэ уже шёл чуть впереди, местность от реки и до сопки Богомольная была болотистая, поросшая низким кустарником, по карте их маршрут, если идти напрямую от берега до подножия, мог занять не больше получаса, но было очень темно. Иногда Коскэ неожиданно придерживал Кэндзи рукой, и они проходили по самому краю жидкого болота или залитого водой поля, и все солдаты следовали за ними, и при этом он не переставал что-то шёпотом рассказывать, как будто они шли не по незнакомой местности, а по улице в родной деревне Коскэ. Кэндзи снова и снова убеждался, что Коскэ видит ночью как кошка, а Коскэ продолжал:

– Уже вот-вот! Прямо и чуть восточнее будет деревня…

– Хомоку. – Кэндзи вспомнил обозначения на карте.

– …а за ней озерко, видите туман? И сразу можно будет идти правее, вдоль подножия… А когда мы с отцом и матерью приехали в Осаку, к её сестре, к моей тётке, мама сначала не разрешала мне ходить в кино. Один раз её напугал этот глупый кацубэн в такой смешной плоской шляпе, как носят эти, бака гайдзин. Он стоял перед плакатом, на котором на коне был изображен лейтенант Гаяси, и кричал: «Подвиг лейтенанта Гая-я-си! Японский офицер в лагере красных казако-о-ов! Секреты русских гаре-е-емов!» Честное слово, мама, когда это услышала, она строго-настрого запретила мне, только папа её уговорил, мол, пусть сходит и посмотрит на настоящих японских героев. Это ведь знаменитый фильм про мужественного лейтенанта! А как он отбивал Ханаэ? Помните – дочку маньчжурского советника, которую во время прогулки украли красные казаки?.. Вон деревня и озеро, господин лейтенант, слева, а впереди сопка…

Кэндзи ничего не видел.

– Много, помните, их было много, они ещё были такие толстые, бородатые и наступали с пиками на Гаяси и саблями. Они были так свирепы и так неуклюжи, а лейтенант неуловим. Его сабля аж слепила противника. Правильно говорил кацубэн, да? «Он был как молния! А русский как дуб! Он знал, что за дверями его ждет Ханаэ!» А Ханаэ с такими крупными слезами на белых нежных щеках? Она играла на сямисэне, а возле неё с бутылкой в руках плясал этот смешной русский. А потом? Помните, весь экран заполнился несметными толпами бородатых русских, у них в руках ружья были как палки. И их было так много, что командир лейтенанта испугался за его роту. Какие у русских были толстые ноги и разинутые рты, когда они бежали в атаку! А Гаяси вернулся с войны майором…