Только Си-цзы белеющей сердце сравнить

    можешь с яшмой – душою своей.

Ветер утренний не уничтожил печаль,

    пятен тысячи не просушил;

Ночь дождливая много добавила слез,

    и следы их от влаги темней.

Одиноко склоняюсь к перилам резным,

    и как будто нарочно тогда

Стук вальков и тоскующей флейты мотив

    в тишине раздается ночей.

– Самые лучшие стихи у Тань-чунь! – заявил Бао-юй, когда Ли Вань окончила читать. Однако Ли Вань не соглашалась с ним и хотела присудить первенство Бао-чай.

– В стихах сестры Бао-чай больше, чем в других, отражается характер, – сказала она, а затем стала торопить Дай-юй.

– Уже все окончили? – спросила Дай-юй.

– Все.

Дай-юй подняла кисть, одним росчерком написала все стихотворение и бросила его на стол. Ли Вань взяла листок и принялась читать:

Мой полог из Сян вполовину откинут

    у полуоткрытых дверей.

Щебенкою льдистой покрыта земля,

    и яшмою ваза полней.

Едва Ли Вань прочла эти строки, как Бао-юй не выдержал и стал громко выражать свое восхищение, восклицая:

– И как только она сумела так придумать!

Ли Вань продолжала читать:

Я груши цветок незаметно возьму —

    бутоны темней, чем твои;

Ты сливу цветущую можешь сравнить

    с душой уточненной своей.

– Какое глубокое чувство заключено в этих строках! – восхищенно закричали все. – Замечательно!

Бессмертные феи в пещерах луны

    соткали рукав этот белый;

У девы, грустящей в коричных покоях,

    следы ее слез все темней.

Прелестна, стыдлива, молчишь и молчишь,

    и некому сердце открыть.

На западный ветер склонилась, устав,

    под сумраком темных ночей.

– Это стихотворение самое лучшее! – в один голос заявили все, когда окончилось чтение.

– Если говорить об утонченности и оригинальности, я не возражаю, – сказала Ли Вань, – а если говорить о глубине мысли, оно, несомненно, уступает стихотворению «Царевны Душистых трав».

– Суждение вполне справедливое, – согласилась Тань-чунь. – «Фее реки Сяосян» присуждается второе место.

– Что касается «Княжича, Наслаждающегося розами», то его стихотворение самое неудачное, – сказала Ли Вань. – Вы согласны с моим мнением?

– Мое стихотворение плохое, – подтвердил Бао-юй. – Ты совершенно права. Но только мне кажется, что стихи «Царевны Душистых трав» и «Феи реки Сяосян» следовало бы сопоставить еще раз.

– Не вмешивайся, все будет так, как я решила, – оборвала его Ли Вань, – кто еще раз заведет об этом разговор, будет оштрафован.

Бао-юю пришлось замолчать.

– Отныне я назначаю собрания нашего общества на второе и шестнадцатое число каждого месяца, – продолжала Ли Вань. – Раздавать темы и подбирать рифмы для стихов тоже буду я. Если на кого-нибудь и в другое время найдет вдохновение, можно устраивать дополнительные собрания, пусть даже ежедневно, – я возражать не стану. Но второго и шестнадцатого числа всем являться непременно.

– Надо же дать нашему обществу название! – спохватился Бао-юй.

– Слишком простое название будет банально, – заметила Тань-чунь, – слишком вычурное тоже нехорошо. Да! Наше общество можно назвать «Бегония», поскольку мы начали сочинять первые стихи именно об этом цветке! Правда, это немного простовато, зато в названии отражается действительность.

Предложение Тань-чунь не вызвало возражений. После этого все немного поболтали, выпили вина, поели фруктов, а затем разошлись: одни отправились домой, другие к матушке Цзя и госпоже Ван. Но об этом мы рассказывать не будем.

Сейчас речь пойдет о Си-жэнь. Когда она увидела, что Бао-юй прочитал письмо и тотчас ушел вместе с Цуй-мо, она никак не могла догадаться, в чем дело. Потом появилась привратница с двумя горшками бегонии. Си-жэнь еще больше изумилась, стала спрашивать ее, откуда эти цветы, и та ей все рассказала.

Си-жэнь приказала поставить цветы, попросила привратницу немного подождать в передней, а сама удалилась во внутренние покои. Там она отвесила шесть цяней серебра, взяла три сотни медных монет и, возвратившись обратно, сказала привратнице и сопровождавшей ее служанке:

– Серебро отдадите слугам, которые принесли цветы, а медные деньги можете взять себе на вино.

Женщины встали и, приветливо улыбаясь, поблагодарили Си-жэнь, но брать деньги не хотели. Только после настоятельных уговоров Си-жэнь они наконец согласились.

– Кроме вас, у ворот кто-нибудь дежурит? – спросила их Си-жэнь.

– Ежедневно четыре человека, – ответила привратница. – Это на случай, если кто-нибудь из господ вздумает послать с поручением. Если вы хотите что-нибудь приказать, барышня, мы передадим.

– Что же я могу приказать? – улыбнулась Си-жэнь. – Второй господин Бао-юй хотел послать кое-какие подарки барышне Ши Сян-юнь. Вы пришли кстати. Передайте слугам, чтобы они наняли коляску, а потом возвращайтесь сюда и получите деньги. Но только не присылайте слуг, им здесь делать нечего.

– Слушаемся! – почтительно ответили женщины и удалились.

Си-жэнь вернулась в комнату и хотела собрать на блюдо вещи, которые Бао-юй намеревался послать Сян-юнь. Но к ее великому удивлению, место, где стояло блюдо, оказалось пустым. Си-жэнь обратилась к Цин-вэнь, Цю-вэнь и Шэ-юэ, занимавшимся вышиванием:

– Вы не знаете, куда девалось агатовое блюдо?

Служанки с недоумением переглянулись, но ни одна из них не могла вспомнить.

– Кажется, на нем относили плоды личи третьей барышне Тань-чунь, – промолвила после продолжительного молчания Цин-вэнь, – но только не знаю, принесли ли его обратно.

– В доме много других блюд, в которых можно разносить подарки, – недовольным тоном заметила Си-жэнь, – а тут, как нарочно, взяли именно это!

– Я тоже так говорила, – согласилась Цин-вэнь, – но на этом блюде сложенные горкой личи казались необычайно красивыми. Третьей барышне очень понравилось, и она оставила у себя не только фрукты, но, наверное, и блюдо. Чего ты беспокоишься? Ты посмотри – две вазы, которые стояли наверху, тоже еще не принесли!

– Ах! – воскликнула Цю-вэнь. – Вы упомянули об этих вазах, а мне припомнилась забавная история! Когда наш господин Бао-юй хочет выразить родителям уважение, он всегда выражает его вдвойне. Однажды он увидел, что распустились цветы корицы. Он сломал две ветки и хотел поставить в вазу, но неожиданно ему пришла мысль, что цветами, которые распускаются в этом саду, он не смеет наслаждаться первым. Тогда он взял эти две вазы, налил в них воды, поставил туда цветы, потом позвал меня, дал мне одну вазу, сам взял другую и сказал, что цветы нужно отнести старой госпоже и госпоже. Я даже не представляла себе, что благодаря чувству сыновнего послушания, которое появится у нашего господина, мне тоже выпадет счастье! Когда мы принесли цветы старой госпоже, она обрадовалась и сказала своим служанкам: «Вот как Бао-юй почитает меня, даже вспомнил, что я