Поле битвы, на которое нас позвала судьба и история, - это поле битвы за наш народ. Путин верил, что ему это удастся, что он станет новым историческим спасителем России, которого будут чтить вечно. Во время вторжения он сравнивал себя с Петром Великим и его западными войнами, которые длились двадцать один год! Подобные заблуждения были характерны для диктаторов, изолированных от реальности окружающими их единомышленниками или "да". Путин - это возврат к временам будущих великих завоевателей из предыдущих глав.

Во-вторых, с точки зрения военной мощи, российские войска и сам Путин были слишком самоуверенны из-за прежних успехов, хотя все они были достигнуты против довольно слабых держав, не имевших значительных военно-воздушных сил. Украина же обладала значительными военно-воздушными силами, и России никогда не удавалось доминировать в украинском небе. В ходе чеченской, грузинской и сирийской кампаний русские привыкли убивать не только солдат, но и мирных жителей. Но украинцы представляли собой гораздо более значительную военную силу, которая на протяжении нескольких лет получала американское оружие и подготовку. Уничтожение городов Грозный и Алеппо по приказу Путина было зверством, напоминающим разрушения предыдущих завоевателей, а также всех сторон во Второй мировой войне. Путин и его генералы уже показали, что на войне они не считают цену жизням.

В-третьих, Путин руководствовался личным политическим мотивом: он считал, что война, если он добьется победы, сможет укрепить его популярность внутри страны, которая как раз начала ослабевать. Разыгрывание карты национализма и демонстрация силы были популярны, чему способствовал контроль над российскими СМИ. В совокупности они вызвали мощный отклик в виде "сплочения вокруг флага". Как мы видим, мнимые политические выгоды являются распространенной причиной войны, хотя в случае неудачного исхода войны они могут обернуться против правителя.

В-четвертых, это всеобщее политическое презрение к украинцам. Путин был проницателен и инструментально рационален, просчитывая некоторые относительные издержки и выгоды войны. Однако его ненависть и презрение к украинцам усиливались растущими различиями между двумя политическими режимами. С 2004 года Украина стала приближаться к западной демократии, в то время как Путин усиливал автократию. Он также манипулировал историческими воспоминаниями россиян о "Великой Отечественной войне", называя украинское правительство фашистским и геноцидным, опираясь на то, что некоторые украинские националисты, чтобы освободиться от советской власти, бросили вызов нацистам. Однако более миллиона украинцев погибли, сражаясь в рядах Красной Армии, а президент Владимир Зеленский - еврей, что делает его маловероятным кандидатом в фашисты. Среди украинских военизированных формирований есть неонацисты, например, в батальоне "Азов". Однако украинское правительство пытается их вытеснить, в то время как в сепаратистских ополчениях тоже есть фашисты. Нет никаких доказательств геноцида со стороны украинцев, а украинский режим менее коррумпирован и более демократичен, чем путинский.

Путин, как и многие агрессоры до него, презирал своих врагов и преуменьшал их силу. Военное превосходство России выглядело уверенным: акула, проглатывающая мелюзгу. Если бы Киев пал в течение трех дней, как предсказывали некоторые вашингтонские военные обозреватели, или в течение шести дней, как, очевидно, рассчитывали российские генералы, Путину могло бы сойти с рук его вторжение. Запад бы пыхтел и отдувался, но ничего не предпринимал. Но украинцы, обладая современным оружием, воодушевленные национализмом, подпитываемые эмоциональной силой, полученной от защиты своей родины, сражались упорно, храбро, умело и солидарно и проявили большую тактическую ловкость на местах, предоставив местным командирам самостоятельность. Самонадеянные русские, связанные иерархией, думали, что вторжение будет легким, и поэтому не смогли приспособиться к местным условиям боя. Их глупость стала очевидной, когда они атаковали танками без поддержки пехоты. Первые поражения россиян продолжались достаточно долго, чтобы гнев на Россию за рубежом стал нарастать, вызвав экономическое и оружейное контрнаступление. Путин непреднамеренно укрепил солидарность своих противников. Он рассчитывал, что ослабление силы воли американцев, проявившееся в период лебезения перед Трампом, раскол среди европейцев и неопытный канцлер Германии приведут к разрозненным реакциям.

Однако реакция Запада во главе с США оказалась сильнее и сплоченнее, чем он ожидал. Это не должно было удивлять его после первоначального сопротивления украинцев, поскольку американцы и НАТО теперь могли воспользоваться возможностью уменьшить Россию в размерах, не вводя собственных войск. Они могли вести войну по доверенности, а он - нет. Западные санкции нанесли значительный ущерб российской экономике, хотя западные лидеры знали, что санкции нанесут ущерб и их собственной экономике. Поставки оружия украинцам также усилились. Впервые со времен Второй мировой войны правительство Германии, в котором доминируют социалисты и "зеленые", отправило оружие за рубеж и объявило об увеличении военных расходов Германии на 100 млрд. евро. К санкциям присоединилась вся Европа. Швеция, Финляндия и Украина объявили о вступлении в НАТО, а Украина, Молдова и Грузия - о вступлении в ЕС. Даже те правители, которых Путин считал своими друзьями, такие как Виктор Орбан в Венгрии и Реджеп Эрдоган в Турции, проявили неоднозначность. Только Китай и Индия оказали ему определенную экономическую поддержку.

Все это было сделано им самим. Путину не помогло то, что он и его дипломаты несколько недель лгали, что Россия не будет вторгаться. Дипломаты привыкли к экономному отношению к правде, но они не любят, когда их принимают за полных дураков. Их гнев усиливала идеологическая приверженность принципу самоопределения, на которое, как считалось, украинцы имеют священное право. И НАТО, и Путин невольно усилили те самые угрозы, которых они боялись. В центре их иррациональной борьбы оказались изувеченные украинские тела, разрушенные города, оборванные колонны беженцев - обычные ужасы войны, особенно ужасающие западного человека, как не ужасали страдания небелых народов Африки, Азии и Ближнего Востока.

Были способы избежать этой войны, хотя сейчас они неприемлемы для сторон. Россия вполне обоснованно стремилась к большей безопасности. Украина могла бы пойти по пути Финляндии или Австрии после Второй мировой войны и получить нейтралитет между НАТО и Россией. Поскольку НАТО изначально не хотела принимать Украину в свои ряды, согласованный нейтралитет мог бы стать частью хорошего решения. Сейчас, конечно, никаким гарантиям безопасности со стороны Путина верить нельзя. Объявление нейтралитета Украины было бы просто приглашением к последующему нападению России.

Господствовали принципы, а не прагматизм. Путинское видение величия и натовский принцип суверенитета: украинское правительство должно иметь абсолютное право на восстановление суверенитета над своими бывшими территориями. Твердые принципы часто приводят к войне, но они могут быть скомпрометированы геополитическим прагматизмом, продиктованным необходимостью избежать войны. На каком-то этапе должны быть переговоры. Альтернативой может быть только чистая победа. Путин все еще был уверен в окончательной победе, он все еще удерживал достаточно территории Украины, чтобы претендовать на меньшую победу, и поэтому не был