собственными глазами! Там их были сотни! Как ты думаешь, сколько времени потребовалось бы Большому Дулу, чтобы их собрать?

— В эти фокусы с вуду я не верю, — твердо сказал шериф Марчетт. — Ничуть.

И тогда отец сказал первое, что пришло ему на ум, и даже сам испугался своих слов:

— Не нужно бояться просить у нее помощи, Джек. У нас нет другого способа спасти Дика.

— Черт побери, — пробормотал шериф. Он оглянулся на дом Моултри, из дыры в крыше которого в небо струился свет. — Но она, наверно, уже давно уехала из города.

— Может быть, да, а может, и нет. Что нам мешает доехать до дома Леди и проверить?

Большинство домов в Брутоне стояли с темными окнами: их обитатели, напуганные сигналами сирен, бежали, спасаясь от угрожавшего городу взрыва. Однако в окнах жилища Леди мерцали, переливаясь, огоньки.

— Я подожду в машине, — сказал шериф Марчетт.

Отец кивнул и выбрался наружу. Глубоко вдохнув холодный рождественский воздух, он заставил свои ноги сдвинуться с места и донести его до двери. Взявшись за маленькую серебряную рукоятку дверного молотка, он сделал то, на что, как ему казалось, не решился бы никогда в жизни, — оповестил Леди о том, что пришел к ней в дом.

Он ждал, надеясь, что она ответит ему.

Он ждал, глядя на ручку входной двери.

Он ждал.

Через пятнадцать минут после того, как отец постучал в дверь дома Леди, на улице, где жил мистер Моултри, раздался шум: грохот и лязг, звяканье и бренчание, вызвавшие неистовый лай собак. Пикап с заржавелыми бортами и просевшей подвеской остановился у обочины перед домом четы Моултри. Дверца со стороны водителя открылась, и на дорогу выбрался высокий и тощий чернокожий человек. На дверце по трафарету не очень аккуратно была намалевана надпись: «Починка Лайтфута».

Человек двигался очень медленно, — казалось, каждое движение причиняет ему боль. На нем был свежевыстиранный комбинезон и серая кепка, из-под которой выбивались седые волосы. Чрезвычайно медленно человек подошел к кузову пикапа и нацепил монтерский пояс, с которого свешивались различные молоточки, отвертки и какие-то загадочные гаечные ключи. Он не спеша поднял с асфальта ящик для инструментов, старинное металлическое чудо, где можно было найти любой из болтов и гаек, о которых может только помыслить монтер. Двигаясь так медленно, словно на него давило бремя минувших веков, мистер Маркус Лайтфут подошел к покосившейся входной двери дома Дика Моултри. Перед тем как войти, он постучал, хотя дверь была распахнута. Один раз, потом, не дождавшись ответа, второй…

Одна вечность сменялась другой. Цивилизации достигали своего расцвета и гибли. Звезды рождались в яростном сверкающем великолепии, дрожали и умирали в холодных просторах космоса.

…и третий раз.

— Слава богу! — крикнул в ответ мистер Моултри измученным, охрипшим голосом. — Я знал, что ты не бросишь меня умирать тут одного, Джек! Господи мило…

Он затих, умолкнув на полуслове, потому что наверху, в дыре в полу гостиной, куда он неотрывно устремлял свой взор, вместо помощи с небес он узрел черное лицо посланца из геенны огненной.

— Так-так, — проговорил мистер Лайтфут, глаза которого сразу обнаружили бомбу, а ухо уловило тиканье ее взрывного механизма. — Похоже, вы действительно угодили в нешуточную передрягу.

— Зачем ты сюда явился, черный дикарь? Полюбоваться, как меня разнесет на куски? — прохрипел мистер Моултри.

— Не-а. Наоборот, пришел для того, чтобы сохранить вас в целости и сохранности.

— Ты?! Ты пришел сюда, чтобы помочь мне?

Набрав в легкие побольше воздуха, мистер Моултри заорал что было силы, надсаживая горло:

— Джек! Кто-нибудь, помогите мне! Кто-нибудь белый!

— Мистер Моултри, сэр, — сказал монтер, дождавшись, когда крик лежавшего внизу человека стихнет. — От такого шума бомба может взорваться раньше времени.

Мистер Моултри, покраснев, как кетчуп, с выступившими на лбу капельками пота, вновь принялся метаться в отчаянных попытках освободиться. Он молотил руками в тщетной надежде разгрести обломки, в приступе ярости схватил собственную рубашку и сорвал с себя ее остатки, его пальцы судорожно цеплялись за воздух, но не находили опоры. Но боль вновь придавила его к полу, подобно тому как один борец прижимает к ковру другого. Мистер Моултри замер, хватая воздух широко раскрытым ртом; он так и остался лежать со сломанными ногами и тикавшей возле его головы бомбой.

— Сдается мне, — пробормотал мистер Лайтфут и зевнул, потому что час и вправду был поздний. — Сдается мне, лучше будет, если я спущусь вниз.

Казалось, уже наступил Новый год, когда подошва ботинка мистера Лайтфута, на поясе которого позвякивали инструменты, коснулась нижней перекладины стремянки. Взяв свой ящик, мистер Лайтфут направился было к мистеру Моултри, но тут его внимание привлек плакат на стене с пучеглазым танцором. Лайтфут внимательно разглядывал его, а внутри бомбы продолжал тикать неумолимый механизм, отсчитывающий секунды.

— Ага, — наконец проговорил Лайтфут и покачал головой. — Хе-хе.

— Над чем это ты потешаешься, безмозглый дикарь?

— Это не негр, — отозвался монтер. — Это белый человек, выкрашенный в черный цвет, и выглядит он чрезвычайно глупо.

Наконец заставив себя оторваться от фотографии Эла Джолсона[43], мистер Лайтфут подошел к бомбе. Отбросив в сторону несколько досок с торчавшими гвоздями и кровельную дранку, он уселся прямо на пол, в красную пыль. Наблюдать за ним было все равно что смотреть на переползающую футбольное поле улитку. Ящик с инструментами он придвинул поближе к себе, словно старого и надежного товарища. Потом достал из нагрудного кармана очки в тонкой проволочной оправе, подышал на них и тщательно протер линзы рукавом рубашки. Все это мистер Лайтфут проделывал невыносимо медленно.

— Господи, да чем же я заслужил такую муку? — простонал мистер Моултри.

Мистер Лайтфут нацепил на нос очки.

— А вот теперь можно приступить к делу, — сказал он. Наклонившись поближе к бомбе, он нахмурился, и морщинки между бровями сделались глубже. — Посмотрим, что к чему.

Мистер Лайтфут снял со своего пояса самый миниатюрный молоточек, облизнул большой палец и медленно-медленно смочил своей слюной его головку. Потом он принялся выстукивать бок бомбы, лишь слегка касаясь его, так что звук едва можно было расслышать.

— Не смей бить по ней молотком, господи ты боже мой! Из-за тебя мы оба взлетим на воздух!

— Не взлетим, — ответил мистер Лайтфут, продолжая осторожно простукивать молоточком поверхность бомбы.

Потом прижался ухом к железной оболочке.

— Ага, — удовлетворенно проговорил он. — Я слышу тебя.

Молча наблюдая за тем, как пальцы Лайтфута скользят по поверхности бомбы, словно гладя маленькую собачонку, Моултри испытывал невыразимые мучения.

— Ага. — Пальцы монтера нащупали едва различимый шов. — Вот где скрывается дверца к твоему сердцу!

Чуть ниже стабилизаторов