Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перебитый рыком драконицы и шипением змей, вместе вступавшими в жуткий резонанс, Амрафет втянул в себя всю энергию из паутины, сразу пустив её на регенерацию и дезинфекцию. Несмотря на непривлекательный вид драконессы, самец подхватил её себе на лапы, не давая расшибиться ей так же, как сам только что. А потом дёрнулся от щекотки, когда его благодарно лизнула одна из змеек.
— Никогда в жизни не трогал нава, — произнес он. — Как тебя зовут?
— Ананта.
Амрафет не мог бы и предположить в первую встречу с Анантой, во что она выльется. Что всего через год он будет идти во главе своры вымуштрованных подземников, презревших свои дикие обычаи ради цивилизованного порядка. А впереди — множество трупов дарканцев, выловленных навами и кракалевнами из бадей, где они лежали законсервированные в анабиозе.
Но сейчас он не мог думать о будущем — вместо этого он осторожно протянул лапу и прикоснулся к ладони драконицы.
* * * Иркалла, десять лет назад. * * *
Величие требует жертв — и всегда именно твоих жертв. Даже когда кажется, что ты идёшь по головам, надо убить что-то и в себе. Надо заставить себя сделать решающий шаг, даже если это мерзко, неприятно, вызывает в тебе страх и отторжение.
Амрафет стоял перед трупом белой дарканки, распластанной на полу. Крови не было, разве что немного — от её когтей, что врезались в её же ладони, но морда мёртвой столь исказилась и стала настолько отвратительной и злобной, что даже бессовестный подземник содрогнулся. Но стоило ему вспомнить, для чего нав, убившая эту Хранительницу Спален своим ядом, позвала сюда его, как чёрного чешуйчатого дракона пробила настоящая дрожь.
— Не медли, — подтолкнула Амрафета Ананта к телу. — Надо действовать, пока в этих замечательных артефактах не кончился заряд, что они получают от живого владельца.
Амрафет подчинился беспрекословно — и вовсе не потому, что стоявшая неподалёку белоснежная драконица с кучей змей вместо гривы подбадривала его отнюдь не ласковым взглядом. В конце концов, он сам этого хотел…
Прибор на запястье дарканки был апогеем древних технологий, утерянных и позабытых, но куда более могущественных, чем существовавшие до и после. Впервые он узнал от них от своего друга Агнара — тот часто пытался впечатлить своего отца энергомагическими разработками, и потому проводил много времени в поисках крупиц о знаниях древних. Хотя по большей части наставники мешали Агнару залазить в непролазные чащобы и зловонные болота, а потому он просил Амрафета о помощи. И знания, поделённые с Агнаром, оказали на этого дракона должное впечатление.
Взглянув на металлический цилиндр, которым, как знал Амрафет, рука была полностью замещена почти от локтя до кисти, будущий хозяин Эрешкихаля поразился, что эта самка должна была испытать не меньшие мучения для того, чтобы получить ту же власть над Иркаллой, которую ищет Амрафет. Нет… пожалуй, куда больнее было воткнуть себе в глаз, прямо напротив зрачка, крохотный серебристый диск вия, устройства, что должно было протянуть свои проволочки до самых нервов, идущих в мозг. Ещё большая жертва для ещё большего могущества. Не только использовать спящие ныне механизмы Подземелья, но и владеть им, знать, что происходит в каждом его уголке.
Но в тот момент предстояло совершить иную жертву. Варет и вий, однажды вживлённые, больше не признают другого хозяина или хозяйку. Амрафету нужно было стать этой покойницей — хотя бы отчасти.
Ананта слегка оскалилась при виде того, как едва различимый силуэт души драконицы отделяется от её павшего тела. Удерживая дарканку в своей власти, Амрафет подвёл её энергетику к себе и замер, словно в ожидании.
— Неужели мне всё нужно делать самой? — возмутилась тем временем самка.
— Дай мне минутку! — ответил дракон. Не так-то легко уродовать своё собственное тело, но ещё хуже, когда приходится перенастраивать душу.
— Это только плоть и энергия. И то и другое — восполнимы, — пожала плечами Ананта.
— Сейчас — нет. Это ещё и её индивидуальность, по которой дарканские протезы должны её узнать. Как и по её генетике. А становиться ею в душе я не желаю.
— Артефакты узнают её по душе, но команды отдаёт твоё тело по нервам или даже лапа вручную. Поэтому разорви душу на две половины, всели её в обрубки как подконтрольных недодухов и не тревожься.
Совету наставницы Амрафет, скрепя сердце, последовал. Оставалось самое сложное — нечто сложнее, чем вырывать чужую плоть. Возможно, сложнее даже, чем срастить свою плоть с чужой. Избавиться от собственной.
Воля его!
Из ладони левой руки в локоть правой зарядило ослепительной вспышкой — Амрафет рявкнул от резкой боли из-за кипящей праны, поднял прижжённую культю и приложил к ней не свой, чужой обрубок. Заращивать сразу нельзя было. На месте слияния двух организмов одна душа должна плавно перетекать в другую, чтобы не началось гниение или отторжение тканей. Но сосредоточиться на этом процессе после самобичевания было непросто.
Рыча сам себе от боли, дракон наблюдал за тем, как силуэт самки дрожит и расплывается, плавными линиями переходя внутрь лапы Амрафета, в его кровеносные сосуды и сливаясь с душой. То, что он прожёг лапу, а не отрезал её, сделало этот процесс необычайно мучительным и долгим.
Только лишь с этим было покончено, как когти вгрызлись в глазное яблоко, отрезая его от жгута нервов. Наверное, то была самая сильная боль в мире, испытанная кем-либо. То, что Ананта помогала, поддерживая дракона в сознании, воспринималось как издевательство и пытка с её стороны. Лишь на ощупь дракон с хлюпаньем воткнул глаз самки в свою кровоточащую дырку. Размер совпал, но Амрафет не об этом думал — его душа, в которой от боли атрофировалось всё, кроме слепого намерения без изначальной цели, уже забылась, проводила сложнейшую операцию верного соединения нервов в жгуте.
Несколько секунд боль пожирала мир вокруг, заполняя его собою. Ананта тоже поморщилась — сохраняя Амрафету разум, она сама страдала от испытываемых им чувств. Всё