заключения договора с далеко идущими последствиями? По мнению Жувенеля дез Юрсена, это был Дофин, и "король Англии охотнее имел бы дело с ним, чем с герцогом Бургундским".

Дофин Карл

Как оказалось, (а весной 1418 года этого никто не ожидал) в лице Дофина и его окружения возникла новая политическая сила, гораздо более мощная, чем партия арманьяков. Несмотря на потерю столицы, несмотря на непопулярность арманьяков в Париже, несмотря на зверства, творимые его солдатами, несмотря на молодость, Дофин, столкнувшись в первые месяцы 1419 года с Иоанном Бесстрашным, оказался в весьма сильной позиции.

Свои силы он черпал в провинциях, признавших его власть: Берри и Пуату, землях его апанажа, Оверни и герцогствах Бурбонском, Анжуйском и Орлеанском, владениях верных ему принцев, Турени, из которой он только что изгнал бургундские гарнизоны, Лангедока, который граф Жан де Фуа привлек на его сторону после локальной войны против бургиньона Луи де Шалона, принца Оранского, Лионне и Дофине. Огромное, единое территориальное образование, относительно не тронутое бедами гражданской войны и английского вторжения. Но это еще не все. Сторонники Дофина по-прежнему удерживали земли и города в долинах рек Эсна и Уаза, Компьень, Суассон и графство Гиз. Верные принципу, которого придерживался Карл V, когда он был еще молодым герцогом Нормандским, которому угрожали Жакерия и наваррцы, они не отдали ни Мо, ни Мелён. А поскольку у них еще оставался и Монлери, они контролировали окрестности Парижа.

Но военная сила — это еще не все. В конце-концов города могли капитулировать, армия могла быть разбита или разбежаться из-за отсутствия жалованья. Колесо фортуны могло повернуться и ввергнуть богатых и влиятельных людей в пучину бедствий. Но оно ничего не могло сделать с законом. С этой точки зрения положение Дофина было более прочным, чем положение Иоанна Бесстрашного. Все знали, что воля короля была полностью подавлена. "Мне хорошо известно, что они заставят монсеньора короля делать все, что им заблагорассудится", — заявил Дофин папскому легату в июне 1418 года. И кто, как не единственный сын и наследник короля, мог его заменить? Разве он не был генерал-лейтенантом королевства, наделенным всеми полномочиями 14 июня 1417 года и подтвержденными 6 ноября того же года, по которым молодому принцу поручалось "ведать в отсутствие короля делами королевства"? Вооружившись этими письменными полномочиями, юристы будущего Карла VII присвоили ему с 31 декабря 1418 года титул регента. Отныне его акты будут начинаться словами "Карл, сын короля Франции, регент королевства, Дофин Вьеннуа, герцог Беррийский и Туреньский, граф Пуату…". И Дофин имел на это полное право.

По крайней мере, именно в этом хотели убедить французов советники молодого принца. Начиная с июня в города стали приходить письма от Дофина. В них "добрым подданным" рассказывали о "чудесном спасении", "новостях, пришедших в Париж" и призывали их подчиняться только Дофину: "Ввиду того, что монсеньор король в настоящее время и в результате упомянутой измены находится в руках вышеупомянутых мятежников, непокорных разрушителей этого королевства, и нам, являющимся его единственным сыном, как в силу власти генерал-лейтенанта, которую он нам дал, так и по естественному праву, следует более, чем кому-либо другому, обеспечивать надлежащую охрану и управление его королевством". В других письмах французов также настойчиво призывали "как добрых и верных подданных, в любви и единстве друг с другом служить, помогать и содействовать монсеньору, который является его единственным сыном, наследником и преемником его короны и которому по этой причине и естественному праву надлежит обеспечивать управление и руководство королевством, как тому, кого это дело главным образом затрагивает после короля".

Древний обычай королевства и право во всех его формах, говорили в пользу Дофина. Подданные хотели бы в это верить. Оставалось только убедить их в том, что юный принц уже не ребенок, не просто фигура в руках лидеров партии арманьяков. Ведь в 1418 году ему было всего пятнадцать лет, и были те, кто считал и не стеснялся говорить на площадях городов, что "монсеньор регент — всего лишь ребенок, и, что он может сказать все, что угодно".

Однако уже в первые дни изгнания Карл показал себя здравомыслящим и решительным человеком, гораздо более решительным, чем впоследствии. Он хотел участвовать в военных операциях и приветствовал тех, кто вступал в ряды его сторонников. Как только жители Лиона сообщили ему о своей преданности, он с радостью сказал им: "Вы наши верные люди! Мы очень вам благодарны!" Один из горожан, привезших Дофину письма лионцев, был польщен и отправил в свой город оптимистичный отчет: "Мы удостоверились, что это государь с очень добрым сердцем и что, пообещав что-то, он это выполнит". Напротив, когда командир бургиньонского гарнизона замка Азе-лё-Ридо оскорбил его и его войска сказав: "Этот замок не для маленьких пажей сбежавших из Парижа!", разгневанный юный принц, отдал приказ о штурме, заявив, по словам Жувенеля дез Юрсена, "что он должен обязательно занять это место". И он это сделал.

Все это создало пятнадцатилетнему принцу хорошую репутацию, и его сторонники могли, подобно Жувенелю дез Юрсену, сказать, что "хотя он и был молод, но обладал здравым смыслом и пониманием вещей".

Политическая сила шестнадцатилетнего принца

Таким образом, у бывшей партии арманьяков появился новый лидер, каким бы юным он ни был. У новой партии дофинистов уже появились свои мученики в лице несчастных узников Шатле, которые 12 июня отчаянно боролись с разъяренной толпой когда «поняли, что свои жизни им уже не спасти, они поднялись на вершину башни, где решили защищаться хорошо и доблестно, насколько это было возможно. Они кричали во весь голос: "Да здравствует Дофин!"»

С таким принцем нельзя было обращаться как с ребенком. Умудренный жизненным опытом герцог Бургундский понял это первым. Поэтому король (на самом деле Иоанн Бесстрашный) не спешил принимать решительные меры к своему беглому сыну. Лишь 13 ноября 1418 года были опубликованы письма Карла VI, лишившие Дофина генерал-лейтенантства. В ответ, юному принцу пришлось повсюду объявить, что он запрещает подчиняться таким письмам и приказам, присланным королем "во время его заключения и болезни".

Однако, переговоры не прерывались. Дважды они приводили к своеобразному миру, заключенному между Дофином и герцогом Бургундским: в Сен-Море в сентябре 1418 года, а затем в июле 1419 года в Пуйи. Но первый так и не был принят Дофином, а второй был не более чем притворством, поскольку суть конфликта так и не была решена, поэтому герцогу Бургундскому так и не удалось вернуть юного Карла ко двору, под свой контроль. Собственно, это была единственная цель, которую герцог преследовал. После нескольких месяцев ожидания и нескольких дней переговоров он смог оценить силу, которой теперь обладал шестнадцатилетний принц.

В феврале 1419 года парижане по собственной инициативе начали с Дофином тайные переговоры. Сначала два монаха-августинца привезли в Париж некие таинственные письма, составленные в Бурже и подписанные неизвестно кем. Вскоре фра Жак и фра Тома оказались в Консьержери, а изъятые у них письма были объявлены Парламентом "фальшивыми и ложными". Однако вскоре по решению Большой палаты монахов освободили и отправили в их "приорство