На кухне он первым делом опустил занавески, запер черный ход и лишь после этого обратил внимание на ее архитектуру. Кухня эта, как и в большинстве домов Бодрума, имела очень высокую крутую крышу, чтобы хоть как-то рассеять тепло. Достаточно высоко над полом висела лампа, прикрепленная к балке тяжелым латунным болтом. Брэдли прикинул, что он вполне сгодится.

Обернувшись к няне, Брэдли велел ей отдать свой мобильник, который он подсоединил к зарядному устройству, лежавшему на кухонном столе. Мысль была удачной: если телефон разрядится в решающую минуту, все пойдет насмарку.

Стараясь говорить медленно и четко, Брэдли объяснил няне: он хочет, чтобы они с мальчиком остались живы.

– Я не могу обещать этого, – сказал он, – если вы попытаетесь бежать, воспользоваться телефоном или открыть дверь. Нужно делать то, что я скажу. Вы меня поняли?

Она кивнула. Брэдли сел, оставив оружие в пределах досягаемости, открыл пластиковый мешок и вытащил оттуда большой моток толстой веревки.

Мальчик, заинтригованный, подошел и сел рядом. Вместе они стали вязать петлю.

Я вел Кумали все дальше по туннелю. Его свод разрезали трещины – следы происходивших на протяжении столетий землетрясений, а стены были украшены фрагментами старинной мозаики. Тишина давила на нас.

По обеим сторонам виднелись руины так называемого гипогея – выдолбленного в скале подземного сооружения, состоявшего из множества склепов и могил, где хоронили рабов и животных, которых использовали во время развлечения под названием «охота на дикого зверя». Я ощутил глубокую грусть. У меня возникло такое чувство, словно страдание проросло в камень.

Кумали говорила быстро и возбужденно, указывая на огражденные решеткой загоны:

– В этих могилах погребены лишь несколько сот людей. Жертв гигантских представлений и морских битв, во время которых погибали тысячи рабов и пленников, хоронили главным образом в Колизее. Здесь, в провинции, где не было такого богатства, как в Риме, проводились бои гладиаторов, воссоздавались знаменитые мифы. Эти истории были чрезвычайно популярны: много убийств и насилия, а сюжет почти отсутствовал.

– Похоже на голливудское кино, – проговорил я, с трудом шевеля пересохшими губами и пытаясь держаться естественно. Кумали, кажется, меня не услышала.

Мы резко свернули в сторону, вышли из туннеля, и я впервые увидел амфитеатр. Моя спутница верно описала его: удивительно симметричные пропорции, расположенные одна над другой колоннады из почти неповрежденного мрамора, да и сами по себе размеры, – все это впечатляло. Как, впрочем, и царящее вокруг безмолвие. При резком свете полуденного солнца казалось, что «Театр смерти» притих в ожидании, готовый к началу очередного представления.

– Где же все? – спросил я.

– Они выше. Там есть площадка с замечательным видом на арену. Если мы пройдем по колоннаде, то увидим ступеньки, которые выведут нас туда.

Кумали пошла впереди, и вскоре я увидел первого из них. Человек стоял в глубине разрушенного прохода, не зная, что для тренированного глаза темнота – понятие относительное. Он был одет в черное и выделялся в полумраке пятном более темного цвета. Я догадался, что его задача – двигаться вслед за мной, отрезая пути отступления.

Я разглядывал арену, как всякий заинтересованный турист. Сарацин со своими наемниками, очевидно, хотели как бы заключить меня в треугольник, и по месту расположения прятавшегося человека я хорошо представлял, где окажутся остальные две его вершины.

Кумали, ускорив шаг, указала на середину амфитеатра:

– Две тысячи лет назад песок арены был окрашен в красный цвет.

– Чтобы не было видно крови?

– Да.

Я заметил еще одного наемника – коренастого, похожего на быка. Он стоял как раз над нами в похожих на соты рушащихся арках. Меня удивило, что этому члену команды было за шестьдесят, – явно староват для такого родео. Что-то в нем показалось мне смутно знакомым, но времени копаться в памяти не было. Женщина-коп вела меня в высокий осыпающийся проход, наверняка заканчивавшийся тупиком. Она безостановочно говорила, чтобы успокоить свои нервы:

– Конечно, трупы надо было убрать до начала следующего представления. Два человека, одетые как мифологические персонажи, выходили на арену и приводили все в порядок. Первый, предположительно, изображал Плутона, повелителя загробного мира. Он бил труп молотком, что означало: этот мужчина, женщина или ребенок теперь принадлежат ему. Вторым был Меркурий, который, в соответствии с мифом, должен был сопровождать души умерших в подземный мир. Он касался убитых раскаленным жезлом, чтобы проверить, действительно ли человек умер.

– Значит, если кто-то прикидывался мертвым, возможности спастись у него не было?

– Ни малейшего шанса.

Мы все глубже погружались в темноту. Впереди сквозь разбитую кровлю пробивался солнечный свет. Именно там мне, по-видимому, и предстояло встретиться лицом к лицу с Захарией аль-Нассури. Мое путешествие подходило к концу.

Теперь надо было точно рассчитать время. От этого зависели как моя собственная жизнь, так и успех всей миссии. Права на ошибку я не имел.

Я засунул руки глубже в карманы и постарался расслабиться. Люди, следившие за мной из темноты, наверняка заметили небольшую выпуклость на поясе моих брюк сзади. Они, скорее всего, язвительно усмехнулись, понимая, что у меня не будет времени, чтобы вытащить правую руку из кармана, дотянуться до пистолета и начать стрелять.

«Тупой америкос», – наверняка подумали мои враги.

В свое время нам объясняли, как ведут себя любители: они концентрируют внимание на пистолете, полагая, что вся опасность исходит оттуда. Моя левая рука, сжимающая единственное эффективное оружие – мобильник, вряд ли вызовет у врагов беспокойство. Он был заряжен и готов к действию: каждая кнопка клавиатуры настроена на быстрый набор одного-единственного номера – телефона в кармане Бена Брэдли, который ждал этого звонка в доме няни.

За мгновение до того, как кто-то из них бросится на меня, нужно только нажать клавишу мобильника. Причем абсолютно любую.

Брэдли не станет отвечать на звонок. Он узнает мой номер, и с этого момента начнется отсчет времени. Спустя ровно четыре минуты Бен возьмет мобильник няни, вытащит его из зарядного устройства и наберет номер Кумали. Увидев на дисплее, что звонит няня, та подумает, что возникла какая-то серьезная проблема с малышом, и обязательно ответит. И вот тут-то она и узнает нечто, меняющее все кардинальным образом.

Ровно четыре минуты – это очень важное условие. По моим расчетам, именно столько времени пройдет с момента, когда громила схватит меня, до того как Сарацин выйдет из тени. Если мобильник его сестры зазвонит слишком быстро, он может смекнуть: что-то неладно – и исчезнет в руинах. Как мне удержать человека, столько раз ускользавшего от меня?