по сторонам. Быстро темнело. Поле вокруг показалось ей самым тоскливым, самым одиноким местом на земле. Почему она решила спрятаться именно здесь?

«Боже, пожалуйста, помоги!»

Следующая ледышка просвистела и чиркнула обжигающим лезвием по щеке. Девочка вздрогнула, попыталась встать, но ноги разъехались, а рука наткнулась на что-то холодное и твёрдое. Это был не лёд. Она снова вскрикнула, не зная, во что упёрлись пальцы.

Звук её голоса, видимо, смешил истязателей, потому что они опять согнулись пополам.

Люба повернула голову туда, где лежала её ладонь, и не поверила собственным глазам. Сердце у неё упало. Словно в шкатулке, сделанной из горного хрусталя, в покрытой тонкой плёнкой льда луже, на дне лежал пистолет. Он был настоящий, металлический, не какая-нибудь игрушка. Над поверхностью лужи чуть выступала часть ручки со встроенным магазином.

Не раздумывая больше ни секунды, девочка резко подняла лежащую рядом ледышку и со всего размаха ударила по гладкой поверхности. Затылком она чувствовала недоумённые взгляды своих врагов, взирающих, как она, будто сумасшедшая, крошит лёд в луже.

Землеройка умолкла. В мгновение ока девочка распрямилась и почувствовала в себе медвежью силу. Больше она не похожа на загнанного зверя, в ней проснулась Царица леса. Она вспомнила всё: когтистую мощную лапу в свете фонаря, клубы пара, вырывающиеся из ноздрей величественного зверя…

Боря Тугин отшатнулся и раскрыл рот, первым осознав, что Люба держит в руке оружие.

У Яны Кулаковой, когда она отпрыгнула назад, чуть не слетели с переносицы очки, а Ангелина стала бледнее бумаги.

– Ну! Кто из вас хочет ещё чем-нибудь швырнуть в меня?! – высокий голос Любы разрезал студёный воздух.

Ошеломлённые и жалкие, её враги оцепенели и боялись смотреть в глаза.

Возможно, сегодня они могли убить человека, а теперь от неё зависят их жизни.

Люба много бы отдала, чтобы это приснилось ей. Но всё было наяву. У неё задрожала рука. Защитит ли её эта внезапная находка? Выстрелит ли пистолет?

– Люба, ты сбрендила! Не стреляй! – Кулакова делала вид, что ей не страшно, но глаза у неё выпучились от ужаса, а коленки тряслись.

Люба обнажила скобки на зубах и направила дуло на Борю:

– Смешно, Тугин?

– Не с-смешно.

Он снова стал заикаться, уставившись в землю, и Любе показалось, что сейчас он расплачется, как маленький.

В конце поля показались две фигуры: взрослая и мальчишеская. Но было слишком темно, чтобы они видели, что здесь происходит.

Люба не умела долго злиться, и теперь уже не знала, что делать с этой железякой в руках и как долго она сможет держать на расстоянии своих противников. Но девочка знала, что не должна молчать, иначе они поймут, что она сомневается.

– Кто из вас придумал печенье с сюрпризом?

– Я! – Ангелина сделала шаг вперёд, всё ещё бледная, но не сводящая с лица Любы безразличных, пустых глаз. – А что?

– Не смотри на меня! – крикнула Люба, чувствуя, как снова злится.

Девушка опустила глаза и, подняв руки, проворковала:

– Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой!

– Замолчи!

Фигурки на дальнем конце поля стали указывать на неё, а потом замахали руками. Мальчик отделился от взрослого и побежал вперёд.

Люба растерялась.

Ангелина сделала кошачий шажок одной ногой. Её тонкая шея выгнулась, а ржавые волосы чуть колыхались от ветра. Теперь она уже не поднимала глаз. Люба видела её покрытые охрой ресницы.

«Лучше бы она смотрела».

– Я умирала уже сотни раз, – промурлыкала Ангелина. – Мне не страшно.

Она сделала ещё шаг.

– Стой на месте!

Тугин обхватил голову и сел на корточки. Кулакова нервно теребила завязки на куртке и кусала губы. В образовавшийся полукруг неожиданно вбежал Илья Кротов. Он задыхался.

– Люба, что они… Уф-ф… Кирилл Петрович сейчас…

Он заметил пистолет и остолбенел.

– Ты не сможешь. Слишком много свидетелей! – Ангелина сделала ещё шаг.

– Смогу! – крикнула Люба так, что услышала эхо своего голоса из обгорелого дупла. – Сделаешь ещё шаг – и…

– И что?

– Замолчи! – крикнул на Ангелину Илья, он удивлённо рассматривал Любу, перепачканную сажей, с расцарапанной щекой. – Что вы с ней сделали?

Тёмная фигура приближалась, и Люба узнала Кирилла Петровича – он шёл медленно, спотыкаясь, словно не видел дороги.

Кротов резко развернулся и побежал к нему навстречу.

Люба качнула рукой и вовремя поймала себя на том, что чуть не выстрелила из-за резкого перемещения мальчика. Рука у неё замёрзла – она уже почти не чувствовала пальцев. Пистолет казался слишком тяжёлым.

Илья подбежал к учителю и что-то сказал ему. Люба видела сквозь сумрак, что у Кирилла Петровича какая-то белая повязка на голове.

«Что это с ним?»

– Люба! – крикнул он издалека, и голос у него был низкий, осипший. – Я уже пришёл! Тебе больше ничто не грозит. Оставь! Я решу это! Решу за тебя!

Ангелина сделала ещё шаг.

«Сегодня был очень сложный день, ни одна девочка не выдержала бы…»

Люба поняла, что у неё совсем не осталось сил.

Кирилл Петрович уже вошёл в полукруг. Кротов вращал горящими глазами.

Молодой учитель протянул руки и сказал почти шёпотом:

– Всё, моя хорошая. Идём домой. Опусти.

Люба ещё верила ему. В конце концов, это он говорил, что не стоит дружить с Чайкиной.

Её рука бессильно упала вниз. Она держалась, чтобы не рухнуть с рыданиями на лёд.

– Мы думали, она нас поубивает, Кирилл Петрович, – сказала Кулакова, прячась за его спину.

– Я обо всём расскажу маме… – всхлипывал Тугин, опустившись на колени.

Люба не поднимала головы. Что-то тёмное внутри её