— Разговор? Проблеять, как мы недовольны?

— Если бы я понимал, зачем эсса пошли на такое… Пока не пойму, надо вести себя осторожно. Тарра мог бы вести переговоры, но Лачи куда хитрее его. Шиталь не поедет, она боится таких разговоров. Ты… — заметив, как внук помотал головой, дед ответил жестом согласия. — И правильно. Я рад, что ты не рвешься в Долину.

— У меня тут дел по горло, надо братишку пристроить к ч ему-тополезному, и я не хочу разговаривать с ними, — спокойно подтвердил Къятта. — А ты… не перестарайся с желанием все решать миром. Иначе тебя сместят с места главы Совета.

— Пока есть вы? И ты это допустишь?

Къятта промолчал. Но Ахатта с удовлетворением увидел мимолетную гримасу на его лице. Нет, пока еще нет.

— Ладно, Совет не твоя забота. Знаешь, если медведь идет прямо на сидящую на земле птицу, это забота птицы, а не медведя. И вот еще что. Кайе отправим к Пяти Озерам, позаботишься, чтобы жемчуг оттуда доставили в целости. Я слышал, Арайа нацелились на торговый караван и постараются свалить нападение на дикарей. Мы и так опозорились дальше некуда, так что хоть дай Арайа по шее как следует. Разберемся с этим заложником и с тем, кого отправить в Долину, и поезжайте.

**

В камышах ниже по течению жило много птиц. Они совсем не боялись людей. Женщина по имени Соль бродила по мелководью, собирала ракушки и пела. И украшала черные, словно чуть присыпанные пеплом волосы цветами и жесткими водорослями.

Постучу в барабан Луны,

Откликнется та, что живет на небе -

У нее в саду молочная река!

В песню матери влился юный звонкий голос:

Луна идет за горы Нима,

Когда девушки с медными браслетами

Танцуют в лунном круге.

Если бы весенний ветер

Подарил им крылья,

В небе стало бы больше птиц…

Мальчик стоял, вытянувшись, распахнув глаза навстречу синему-синему небу, голову откинув слегка. Соль засмеялась, обернулась к нему:

— Нет, как же быстро ты вырос! Но худенький — каждая косточка видна. Эх… не больно-то отъешься в лесу. А имя я тебе все же дала неправильно. Надо было назвать в честь той серебряной птички.

Тейит

Огонек проснулся с улыбкой. Птичка… когда жили в лесу, ее уже не было. Мать очень ей дорожила, но все-таки дала поиграть заболевшей соседской девочке. Он, Огонек, не возражал, хотя это была уже и его игрушка — ценная, особенная. А потом покинули дом, ушли так быстро…

После огненного обряда сны о прошлом вернулись, но теперь они были приятными. Он все еще не помнил многого, даже имени своего, но уже отчетливо видел лица матери, отца, еще троих взрослых, вместе с которыми жили. Был там и ребенок, маленький мальчик — сын второй женщины.

Просыпался, будто снова вокруг то время, и не сразу понимал, где находится. Сны он рассказывал бабушке, а вот делиться ими с Лайа совсем не хотелось. Понимал, что придется, но безмолвно просил каждое утро — пускай не сегодня! И его просьба пока исполнялась, главе Обсидиана сейчас не было не до полукровки.

Ила проговорилась — скала, что почудилась ему с Отца Орлов, существует на самом деле. Кави сказал сестре — она не в землях Севера, а ближе к южным границам. Но и от нее весьма не близко до прииска, куда Огонек вышел без памяти.

От Илы и Кави он еще раньше услышал о местах, которые открывались ему с высоты, со склонов Тейит, но не мог связать их с привычным любимым лесом. И вот знал теперь, что там, на юге, справа, где-то поднялась на дыбы Медвежья скала. А еще дальше за ней, в нескольких дневных переходах — река Иска, граница земель Асталы. Отсюда не увидеть и даже не вообразить. А еще дальше за ней — тот самый прииск, уже в землях Юга.

Река Иска… это название помнил.

Ила просила его заглянуть к ней сегодня утром, в назначенный час. Огонек всегда подходил со стороны окна, весело окликал — дома ли хозяйка? — и только потом, обогнув угол, заходил внутрь. Ему нравился этот маленький ритуал.

Мальчишка не торопился, знал, что не опоздает. Ему нравилась эта улочка, чистая, довольно прямая для Тейит; заросли темно-фиолетового шалфея пенились возле стен. Потом одна из стен плавно сходила на нет, и взгляду открывались нижние террасы, крыши домов, дальние горы — нянька детей Лачи могла себе позволить если не большой дом, то хорошее место!

Уже приближаясь к окну, Огонек услышал свое имя, затем имя матери. Говорили громко, не скрываясь, посторонние тут не ходили. Сперва говорила Ила, потом вступил Кави, ее брат. Раз они говорят обо мне, я имею право это знать, подумал Огонек, и остановился возле окна, так, чтобы из дома его не увидели.

— Рассказывал ведь, у меня друг погиб на реке Иска, — невыразительно признес Кави. — Я был тогда в Чема… Меня звали с собой, не помню, что удержало. Знать бы, что Соль там… не могу себе простить. А он, южанин, так и не защитил ее.

— Лачи считает, все указывает на тот самый пожар… Я не хотела бы верить в это. Соль была и моей подругой.

— Я могу только надеяться! Но друга мне это все равно не вернет. Разведчики нарушили договор по приказу Тейит, могли ли ослушаться? Но все — слышишь?! — все покинули южный берег по требованию! Неужели они заслужили страшной смерти в огне?! Наверное, южане считают, что да. Виновника нам не отдали… Может, его и наградили еще за это.

Огонек чуть голову в окно не засунул, но двое внутри ничего не заметили. Ила крутила в руке какой-то камень, поглядывая на него. Кави и вовсе смотрел в противоположную стену. Самоцвет на шее Огонька словно потяжелел, кожу под ним начало покалывать, но подросток лишь в ладони его зажал, чтоб не отвлекало. Ила вздрогнула, отложила камень, что держала в руке.

— Лачи советовался со мной, — неуверенно начала. — Он не знает, как сказать Огоньку, да и стоит ли ему говорить. Мне кажется, даже ему было жаль мальчика. Представь, что тот почувствует, когда узнает, кто устроил пожар. Делил с убийцей родителей кров, пищу, принимал его покровительство! И никогда, ничего не сможет с этим поделать.

—