дверью. На лестничной площадке не было окон, и там оказалось темно, как в пещере. Здесь агент снова остановился и прислушался. Он почти ожидал услышать шаги своего преследователя, однако даже его острый слух не уловил ни звука. Несмотря на это, он был уверен, что его преследуют, и не кто-нибудь, а настоящий следопыт-профессионал. Пендергаст ухватился за перила, и стал подниматься, перепрыгивая за раз через две ступеньки, и углубляясь в грязную, холодную и непроглядную темноту.

56

Прислушиваясь к тихим шагам своей отступающей жертвы, Озмиан выжидал во мраке у изножья лестницы. Пока Пендергаст наращивал расстояние между ними, Озмиан считал его шаги. Очевидно, агент преодолевал по две ступеньки за раз, учитывая небольшие задержки между тихой поступью шагов. Значит, он решил занять более выигрышную позицию сверху. Что ж, предсказуемое, если не сказать очевидное решение.

Для Озмиана после стольких лет войти в Здание 93 значило довольно много. Он даже не ожидал, что это вызовет у него насколько сильную эмоциональную реакцию. Несмотря на то, что память о тех временах потускнела до крайней степени, едва войдя в старую столовую, он ощутил еле уловимый запах, который витал здесь и в былые времена. Это спровоцировало неожиданный прилив воспоминаний, связанных с тем ужасным периодом его жизни. Этот прилив был настолько сильным — образы садистов-санитаров, буйных пациентов, лживо улыбающихся психиатров — что Озмиан пошатнулся, позволив прошлому вторгнуться в настоящее. Но приступ длился всего мгновение. Мощным усилием воли он загнал эти воспоминания обратно в бункер памяти и вернул свое внимание к насущным проблемам. Этот неожиданный эмоциональный всплеск дал ему понять, что он выбрал это место не случайно, а для некоего своеобразного обряда экзорцизма — это был его способ изгнать призраков прошлого раз и навсегда.

Стоя в темноте и все еще прислушиваясь к удаляющимся шагам, Озмиан смог, наконец, обуздать свои мысли и направить их в нужное русло. До сих пор он был слегка разочарован ходом охоты и нехваткой сообразительности у своей добычи. С другой стороны то, как Пендергаст буквально рухнул с дерева, именно в тот момент, когда Озмиан выстрелил в него, было впечатляющим спортивным ходом — несмотря на то, что его удалось найти в таком неудовлетворительно предсказуемом месте.

Озмиан почувствовал, что у агента есть потенциал, который еще можно раскрыть. Эта мысль возбудила его и заставила его кровь быстрее бежать по венам. Он был уверен, что его добыча была достаточно хороша, чтобы обеспечить ему отличную — возможно, даже эпическую — охоту. И эта охота станет достойной платой за испытанные им неудобства.

Наконец, еле слышные шаги затихли. Противник достиг пункта своего назначения. Сейчас Озмиан не мог сказать, на какой именно этаж свернул Пендергаст — чтобы это понять, для начала ему надо будет пересчитать ступеньки между этажами один и два, а потом уже сделать быстрый мысленный подсчет.

Теперь он тоже начал подниматься по лестнице, двигаясь тихо и быстро, но… не слишком быстро. Достигнув второго этажа, он вычислил, что его жертва, перешагивающая через две ступеньки за раз, поднялась на девятый этаж. Верхний этаж был бы слишком очевиден, а в девятом — с точки зрения логики — было больше смысла, потому что он оставлял агенту дополнительные пути для отступления. Пока Озмиан поднимался по лестнице, он осознал, что никогда не ощущал себя настолько живым и не испытывал столь острых ощущений от погони, как сейчас. Это было атавистическое удовольствие, которое мог оценить только истинный охотник, нечто, встроенное в человеческий геном и отвечающее за любовь к выслеживанию, погоне и убийству.

Убийство. Он почувствовал дрожь от предвкушения и вспомнил свое первое убийство во время охоты на крупную дичь. Это был лев, большой темный самец, которого он ранил смазанным выстрелом. Озмиану пришлось догонять убегающую раненую добычу, потому что он просто обязан был довести охоту до конца — отследить и убить. Лев завел их в густые заросли кустарника, где его оруженосец с каждым шагом все больше нервничал, ожидая нападения. Но лев все не нападал, в то время как след уводил их все глубже в недружелюбную местность с высокими плотными зарослями. Здесь оруженосец отказался идти дальше, поэтому Озмиан сам взял оружие и стал пробираться сквозь дремучую стену мопане. Там то он и ощутил, то самое возбуждающее покалывание предстоящего убийства и опустился на колено, приготовившись стрелять. Лев выпрыгнул из кустов и ринулся на мужчину, как товарный экспресс. Озмиан выстрелил только один раз, и пуля попала в левый глаз хищника, на выходе снеся ему весь затылок. После этого все 550 фунтов мышц безвольно рухнули на охотника. Озмиан вспомнил чувство экстаза, которое ему принесло то убийство, даже несмотря на сломанную руку. Он помнил, насколько лев был горячий, и то, как на него стали слетаться жуки и мухи, пока его кипящая кровь стекала прямо на распростертое под ним тело Озмиана.

Но повторить тот экстаз становилось все труднее и труднее. Впечатления с учащением охоты стирались почти мгновенно и без остатка, но, в конечном итоге, прежний экстаз вернулся, как только Озмиан начал охотиться на людей. Он лишь надеялся, что ему не придется убивать нынешнюю хорошую добычу слишком рано.

На восьмом этаже он ненадолго включил фонарь и осмотрел ступени лестницы, с удовлетворением заметив следы своей жертвы. На девятом этаже еще один беглый осмотр сумел подтвердить то, в чем и так он был уже уверен — агент свернул с лестницы и направился по длинному коридору восточного крыла.

Он остановился на лестничной площадке, чтобы отдышаться и прислушаться. На этом этаже холодный ветер выл вокруг здания, добавляя новый слой звука, который маскировал тихую поступь шагов Пендергаста. Озмиан подкрался к краю дверного проема, ведущего в коридор — стальная дверь перекосилась на ржавых петлях, что позволило ему заглянуть в зазор между дверью и проемом и рассмотреть раскинувшееся за ним пространство. Основная дверь с надписью «ОПАСНОСТЬ ПОБЕГА» перекрывала крыло. Ночью ее блокировали, и пациентов запирали. Теперь же проход — благодаря множеству городских исследователей, сталкеров и прочего сброда — был свободен. Слабый лунный свет просачивался в коридор, позволяя вполне сносно видеть. Коридор простирался на всю длину восточного крыла, оканчиваясь отдаленным окном, в котором виднелась гротескно похожая на лапу чудовища ветвь забравшегося сюда плюща. Гнилое полотно занавески качалось из стороны в сторону, напоминая машущую на прощание руку. Двери открывались по обеим сторонам коридора, ведя в запирающиеся крохотные палаты, которые Озмиан так хорошо помнил — на деле они