кристалла можно было заметить какое-то движение, словно потоки воды. Ваурд, глядя на это, сказал: «Я всегда знал, что чародейство — это недостойное ремесло. Подумать только: из-за этой штуковины родился такой опасный противник. Может, нам затеять военный марш во имя искоренения магии?» Ему отвечал Ренгал: «Эта вещь родилась не по ошибке. Это предназначение. Твоё предназначение» — «Ты хочешь сказать, великие всё это устроили специально для меня? И этого истукана слепили, и столько нечестивых сил в него вложили? И всех этих урункроков принесли в жертву?» Регнал не отвечал на этот каскад вопросов, потому что было сказано достаточно, чтобы Дракалес понял: всё это было предназначением. А потому, поглядев на эту магическую подвеску, он решил надеть её.

Лишь только сердце украшения коснулось сердца Дракалеса, его сознание тут же расширилось для того, чтобы вместить в себя новые знания, а именно магию огня. Да, ту самую, которую он так сильно вожделел и жаждал. Теперь ему открылось таинство творения самой разрушительной стихии. Но Сердце Абстаила, как свою подвеску назвал Победоносец, не позволяло ему видеть эфир, чтобы использовать его для огня. Ваурд не становился ленгерадом. Амулет предоставлял только лишь понимание природы магии огня, а ещё служил эфирным резервом, откуда Дракалес как раз таки и мог черпать силы для сотворения огненных заклинаний. Да, таким образом получалось, что Дракалес мог зачерпнуть лишь ограниченный объём силы для производства магии огня, в отличие от ленгерадов, для которых открыт весь объём эфира. Но огонь и славится тем, что даже при незначительных знаниях и затратах сил он способен нанести очень много ущерба. Что ж, это был самый лучший трофей за всю историю завоеваний багряного воинства. Трофей, который будет использоваться, а не просто лежать в Таргрунде, где уже находились незначительные находки, в числе которых растраченный человеческий огнемёт, зазубренный кровавый ритуальный кинжал жреца сик’хайев, огроменный треснутый башенный щит хирдовца хорганов и отполированный добела череп одного из вождей урункроков без нижней челюсти. С этим артефактом завоевания миров сделались ещё более интересными для бога войны и ещё более ужасающи для тех, кому не посчастливилось испытать на себе поступь войны.

Количество захваченных миров приблизилось к 5 000. И в каждом из них Дракалес оставил своего наместника — ратарда или ваурда. Триллионы разрушенных городов и селений. Неисчислимое количество убитых. Таково наследие войны. Любой войны. Но багровый марш — это больше, чем война. Это часть великого предназначения. И Дракалес прекрасно справился с ним. Для него это, конечно, по большей степени было лишь весельем, лишь средством для утоления собственной жажды. Жажды величия, страха и завоеваний. Но, несмотря на это, он сделал то, что должен был.

Однако Победоносец был не просто хищным зверем, который кидался на победу, как на добычу. Это был бог, который наблюдал, размышлял и приходил к выводам. Его отец Датарол вёл эти войны сам. Да, и Дракалес единолично направляет поступь войны. Однако он лишь был Победоносцем, когда как Даратрол, помимо этого, было ещё и предвестником поражения. Он вмещал в себя сразу обе роли и успешно с ними справлялся. Он умело направлял своих ратардов в бой, сам участвовал в сражениях, но и ещё мог направлять вражеское воинство к поражению. Да, Дракалес и так умел. Он мог встать на сторону противника в качестве Предвестника поражения, и противник начинал терпеть крах. Он мог направить дух поражения к неприятелю и заставить его строить неправильные тактики, исполнять неправильные манёвры и забыть, как использовать то или иное оружие. Всё это он мог, но никогда не использовал, потому что это было неинтересно, а одновременно направлять своё воинство к победе и сеять среди врагов поражение он не мог. Это было слишком непосильной ношей. И ваурд понимал, что в Атраке должен быть кто-то ещё. Зарагона? Саткарка была воплощением ярости и не была способна стать воплощением поражения. Мы с Ренгалом принадлежали Бэйну. Моран’даид по сущности подходит только на роль доброго советника. Остальные — лишь его воители. Не было в мирах такого существа, кто сумел бы взять на себя эту ношу и эту честь. Но разве я не говорил, что осталось рассказать о двух событиях? А вот, кажется, настало время и для последнего.

Воинство Атрака вторглось в очередное измерение, где обитали человеки. Никаких дополнительных сведений таузваль не указывала. Люди, крепости, разрозненность. Всё как всегда. А потому Дракалес подумал, что это будет очередное заурядное завоевание людей. 223 ратарда и ваурда двинулись за своим предводителем к столице самого сильного государства, чтобы бросить вызов вирану и потребовать у него поединка с самым сильным воителем его страны. Молва о военном марше уже давно была разнесена по всем мирам. И этот не был исключением. Все прекрасно понимали, что означали два подземных содрогания, красная вспышка и дракон. Каждая из стран начала подготовку к вторжению. Все торговые пути опустели, а все жители забились в самые дальние подвалы и комнаты в надежде на то, что карающая рука захватчика обойдёт их. Но они все забыли про дух войны. Находясь в закрытом помещении друг рядом с другом, они провоцировали только лишь ссоры и раздоры, которые легко переходили в драки. Так или иначе, война настигала их в любом случае. И часто бывало так: тот, кто предусмотрительно спасся от ратарда или ваурда, погибал от руки своего родственника или соседа.

Захватчики за четыре дня добрались до нужной столицы. Виран и его гвардия уже ожидали Победоносца и остальных воителей Атрака на просторном поле близ главных врат. Пожилой мужчина с небольшим животом не источал ни страха, ни гнева — ничего. Его уставшие глаза говорили о том, что он не боится тирании ваурда. Более того, он даже был готов к этому, ведь был уверен, что турнир окончится победой предводителя воинства Атрака.

Ратарды и ваурды выстроилось в боевом порядке с одной стороны, гвардейцы вирана стояли с другой. Победоносец с помощью Аласа и Ятага переместился на середину поля будущей битвы и, глядя в сторону человеческого воинства, произнёс свою ужасную речь о том, что они пришли захватить этот мир, что у повелителя есть два выбора: либо он выставляет сильнейшего воина, либо выходит сразиться сам, что будет в случае победы и в случае поражения. Пока он это говорил, то сумел как следует рассмотреть тех, кто стоял в рядах людей. Там были и саткары. Их было немного, и саткарская сущность в них была не столь ярко выражена. Сначала ему в голову пришло,