помещении кто-то выкрутил. Это нижний конец скиннеровского фуникулера – маленькая подъемная тележка, взятая у мусорщиков. Фуникулер соорудил для старика чернокожий мужчина по имени Фонтейн, и именно здесь она пристегивала велосипед в свои курьерские дни, втаскивая его на плече по другой, не потайной лестнице.

Она рассматривает зубцы шестеренок фуникулера, от скопившейся пыли смазка на них потускнела. «Гондола», желтый муниципальный ящик для вторсырья, достаточно глубокий, чтобы стоять в нем, держась за край, ждет, где и положено. Но если гондола находится здесь, это, скорей всего, значит, что нынешнего жителя конуры на вершине опорной башни нет дома. Если, конечно, гондолу не спустили в ожидании гостя, а в этом Шеветта сомневается. Когда находишься наверху, лучше, чтобы гондола была под боком. Шеветте знакомо это чувство.

Она начинает карабкаться по деревянным ступенькам кое-как сбитой стремянки, и карабкается, пока не ударяется головой о трос, и вот уже щурится от ветра и серебристого света. Видит чайку, неподвижно зависшую в воздухе в каких-нибудь двадцати футах на фоне городских башен.

Ветер треплет волосы Шеветты, изрядно отросшие с тех пор, пока ее здесь не было, и в ней возникает чувство, которому не найти названия, но которое всегда было с ней, и она не видит смысла забираться дальше, потому что теперь она знает: дома, который живет в ее памяти, больше нет. Лишь пустая скорлупка, дребезжащая на ветру, – там, где она лежала когда-то, закутавшись в одеяла, чувствуя запах машинного масла, кофе и свежих опилок.

И где, вдруг она понимает, была порой счастлива от полноты бытия и готовности встретить завтрашний день.

И она сознает, что стала другой и что, когда была счастлива, вряд ли отдавала себе в этом отчет.

Она, сутулясь, втягивает голову в спасительный панцирь куртки и представляет себе, как плачет, хотя знает, что этому не бывать, и начинает спускаться.

20

Бумзилла

Бумзилла сидит себе на поребрике, рядом с фургоном, эти две сучки сказали, заплатим, если присмотришь. Еще полчаса не придут, он найдет подмогу и разденет фургон. Хочется заиметь того надувного робота, который был у сучки-блондинки. Вот это круто. Гонять эту летучую говешку.

Вторая сучка, типа байкерша, на ней старая косуха, драная, как из помойного бака. Круче только яйца, такая вот куртка.

Куда они смылись? Голодно что-то, ветер с опилками в рожу, дождь накрапывает.

– Ты не видел вот эту девчонку?

Белый мужик, с виду киноактер, рожа вся в темном гриме, как у этих, с южного побережья. Вон как выпендриваются, когда надумают сюда сунуться, шмотки заношены на хрен, типа как все путем. Кожан такой, типа только что припарковал за углом свой раздолбанный самолет. Синие джинсы. Черная фуфайка.

Бумзилла точно бы блеванул, попробуй кто запихать его в такое дерьмо. Бумзилла, – он знает, чего напялить, когда со своим дерьмом тут разгребется.

Бумзилла таращится на снимок, мужик его сует прямо под нос. Видит ту сучку, которая типа как байкерша, только шмотки покруче.

Бумзилла смотрит на харю в гриме. Видит белесые голубые буркалы на фоне грима. Типа: сиди, где сидишь. Типа: не рыпайся, башню разворочу.

Бумзилла смекает: мужик не в понятии, что это ихний фургон.

– Она потерялась, – говорит мужик.

«Сам ты, мудак, потерялся», – думает Бумзилла.

– Никогда не видал.

Буркалы смотрят пристальнее.

– Пропала без вести, понял? Хочу ей помочь. Сбежавший ребенок.

Мысленно: ну и ребенок, бляха-муха; сучка-то старше моей мамаши.

Бумзилла качает головой. Еще как серьезно качает, самый децл, туда-сюда. В смысле «нет».

Голубые буркалы шарят вокруг, ищут кого другого, чтобы засветить свой снимок; шарят мимо фургона. Ясно, в непонятках мудила.

Мудила отваливает налево, туда, где тусуется народ у кафешки, будет совать им свой долбаный снимок.

Бумзилла смотрит, как мудила сваливает.

Бумзилла сам сбежавший ребенок и собирается им оставаться, пока не сдохнет.

21

«Парагон-эйша»

Сан-Франциско и Лос-Анджелес больше походили на две разные планеты, чем на два разных города. И дело было не в трениях между Северной Калифорнией и Южной, а в более глубоких корнях. Райделл помнил, как много лет назад сидел где-то с пивом, смотрел «церемонию отсоединения» по Си-эн-эн и даже тогда не проникся всей этой заморочкой. Но вот сама разница – была, никуда не денешься.

Жесткий порыв ветра швырнул ему в лицо дождь, когда он шел по Стоктон-стрит к Маркет-стрит. Девицы из офисов придерживали руками юбки и хохотали, и Райделлу тоже захотелось смеяться, впрочем, это прошло еще до того, как он повернул на Маркет-стрит и двинулся вниз по Четвертой.

Именно здесь он встретил Шеветту, здесь она когда-то жила.

Она и Райделл ввязались в этих местах в одну авантюру, независимо, потом встретились, а уж окончание этой авантюры занесло их в Эл-Эй.

Ей просто не понравился Эл-Эй, вечно твердил он себе, хотя знал, что совсем не потому все вышло так, как вышло.

Они приехали на Юг настоящей парой, а Райделл зачем-то решил превратить в телешоу то, через что им вместе пришлось пройти. «Копы влипли», конечно, заинтересовались; «Копы» уже проявляли к Райделлу интерес давно, еще в Ноксвилле.

Свеженький после академии Райделл выстрелил на поражение, задерживая удолбанного «плясуном» психа, который хотел прикончить детей своей собственной подружки. Подружка впоследствии пыталась судиться с округом, городом и самим Райделлом, так что «Копы влипли» решили, что с Райделлом может выйти неплохой эпизод. И они его дернули самолетом в Южную Калифорнию, где у них была база. Он получил личного агента и тому подобное, но с «Копами» так и не срослось, и его взяли в «Интенсекьюр» водителем броневика, ездить по вызовам. Как только он умудрился вылететь и оттуда, случилась поездка в Северную Калифорнию, для временной и сугубо неофициальной работы – участия в местной операции «Интенсекьюр». Тут-то он и влип в заваруху, по ходу которой встретил Шеветту Вашингтон. В общем, когда он вернулся в Эл-Эй с готовым сюжетом и под ручку с Шеветтой, «Копы влипли» тут же сделали стойку. Они как раз пытались расшириться, развернуть каждый отдельный сюжет в целый сериал для той или иной нишевой аудитории, и отделу демографии понравилось, что Райделл – мужчина, что он не слишком молод, не слишком образован и вдобавок южанин. Еще им понравилось, что он не расист и уж конечно то, что при нем была эта смазливая, альтернативного типа деваха, такая крепенькая, будто может легко колоть грецкие орехи между ляжек.

«Копы влипли» засунули их в маленький полуофициальный отель неподалеку от Сансет, и