они с Шеветтой были там так счастливы первые две недели, что от одних воспоминаний Райделла уже корежило.

Каждый раз, когда они ложились в кровать, ему начинало казаться, что они творят историю, а не просто занимаются любовью. Номер был похож на небольшую квартирку, с отдельной кухней и газовым камином, и по ночам они кувыркались перед камином на одеяле, брошенном на пол, все окна открыты, весь свет погашен, синее пламя чуть мерцает, боевые вертолеты ДПЛА гудят над головой, и когда он оказывался в ее объятиях или она придвигалась лицом вплотную к его лицу, он понимал, что это хорошая история, самая лучшая и что все теперь выйдет просто замечательно.

Не вышло.

Райделл никогда особо не задумывался о своей внешности. Ему казалось, с этим все в порядке. Женщинам он, похоже, вполне нравился, ему даже говорили, что он похож на молодого Томми Ли Джонса, а Томми Ли Джонс был кинозвездой в двадцатом веке. И потому, что ему так сказали, Райделл однажды взял и посмотрел пару фильмов с этим парнем; фильмы ему понравились, хотя никакого сходства он не увидел и слегка озадачился.

Однако он начал беспокоиться, когда «Копы влипли» приставили к нему костлявую белобрысую стажерку по имени Тара-Мэй Алленби, которая ходила за ним как привязанная и непрерывно снимала установленным на плече стэдикамом.

Тара-Мэй жевала жвачку, мудрила с фильтрами и, в общем и целом, бесила Райделла до зубовного скрежета. Он знал, что сигнал с ее камеры идет напрямую к «Копам влипли», и стал подозревать, что они не слишком довольны тем, что видят. Тара-Мэй не развеяла его опасений, объяснив Райделлу, что камера добавляет верные двадцать фунтов к любой внешности, но, дескать, подумаешь, ей самой Райделл нравится вот таким, натуральным, в самом соку. В то же время она постоянно намекала, что он мог бы и подкачаться. Почему бы не последовать примеру этой вашей подружки, говорила она, вот так крепышка, даже зависть берет.

Но Шеветта ни разу в жизни не была в гимнастическом зале; крепышкой ее сделали родительские гены да еще те несколько лет, что она гоняла вверх-вниз по холмам Сан-Франциско на горном спортвелике с рамой из пропитанной эпоксидкой японской конструкционной бумаги.

Так что теперь Райделл просто вздохнул, дойдя до перекрестка Четвертой и Брайант-стрит и свернув по Брайант на мост. Сумка на плече начала заметно тяжелеть, явно в сговоре с силой тяготения. Райделл остановился и еще раз вздохнул, поправляя сумку. Выкинул мысли о прошлом из головы.

Просто топай, и все.

Никаких проблем с поисками этого филиала «Счастливого дракона».

Пропустить его было попросту невозможно: бац! – и вот он, торчит прямо там, где была середина Брайант, в самом центре, у входа на мост. Райделл не видел его, когда шел по Брайант, потому что павильон заслоняли груды старых противотанковых заграждений, сброшенных после землетрясения, но стоило миновать эти бетонные дуры, и вот, пожалуйста, любуйтесь.

Райделл заметил, пока шел к магазину, что это заведение – более новая модель, чем та, где он работал, на Сансет. У этой почти не было выступающих углов, так что отделка меньше крошится и ремонт требуется реже. Вероятно, разработка «драконовских» модулей сводилась к проектированию объекта, способного выдержать натиск миллионов небрежных и даже враждебных рук. В конце концов, подумал Райделл, должно получиться что-то вроде раковины моллюска – гладкое и твердое.

У магазина на Сансет было покрытие, которое пожирало граффити. Подростки из уличных банд приходили и что-нибудь малевали на стене; двадцать минут спустя из-за угла выскальзывали плоские и чем-то похожие на крабов пятна темно-синего цвета. Принципа их действия Райделл так и не осознал, но Дариус говорил, что их разработали в Сингапуре. Казалось, они были внедрены на несколько миллиметров вглубь красочного слоя – густого матового геля – и при этом свободно в нем передвигались. Райделл слыхал, что это называется «умный материал». Твари сползались и атаковали замысловатые аэрозольные каракули, нанесенные, дабы расписаться в фанатстве, пометить территорию или поклясться в мести (Дариус умел читать эту тайнопись и мог выстроить из нее целую историю), – сползались и начинали жрать. Нельзя сказать, что их «клешни» и «жвалы» так уж явственно двигались. «Крабы» всего лишь принюхивались к граффити, и постепенно каракули начинали распутываться, бледнеть, синева «драконовских» буквоедов засасывала молекулы краски.

А однажды кто-то оставил после себя умные каракули – нечто типа переводной картинки, по-хитрому прилепленной к стене, хотя ни Райделл, ни Дариус так и не поняли, как злоумышленнику удалось это сделать незаметно. Может быть, сказал Дариус, картинкой выстрелили издали. Это была эмблема банды, звавшейся «Чупакабры», жуткая шипастая тварь, вся черно-красная, насекомоподобная и зловещая, и, как считал Райделл, довольно прикольная. Он еще видел такую наколку, когда сидел в магазине. Парни, щеголявшие такими тату, обожали носить эти ужасные контактные линзы, от которых зрачки становятся похожими на змеиные. Однако когда пожиратели граффити явились полакомиться «чупакаброй», она отползла.

Они осторожно подкрадывались к ней, а она их чуяла и отползала. Очень медленно, почти незаметно, но все-таки отползала. Тогда пожиратели граффити приближались к ней снова. Райделл и Дариус целый вечер наблюдали за ней, пока она не скрылась за углом. К окончанию их смены она обогнула магазин кругом и уже приближалась обратно к фасаду.

В начале их следующей смены зверюга красовалась все там же; компанию ей составляла пара стандартных клякс от аэрозольных хлопушек. Пожирателей заворожила «разумная чупакабра», а о своем привычном деле они и думать забыли. Дариус показал сие безобразие мистеру Парку, которому не понравилось, что ему не доложили сразу. Райделл открыл журнал дежурств и продемонстрировал подробный отчет, занесенный еще в конце прошлой смены, отчего мистер Парк только разозлился еще больше.

Примерно через час подкатил хирургически чистый, без опознавательных знаков белый фургон, и два типа в белых комбинезонах «Тайвек» принялись за работу. Райделл очень хотел посмотреть, каким образом они вытравят хитрые граффити, но тем вечером в магазине случилась натуральная эпидемия краж, и он так и не увидел, что же фургонщики сделали с «чупакаброй». Он знал, что им не понадобится ни скребков, ни растворителей. Ноутбук и два зонда с присосками – вот и все их орудия. Вероятно, парни просто взломали программу «чупакабры», переписали код и уехали, а пожиратели граффити снова принялись без помех всасывать последний писк настенной живописи.

Этот «Счастливый дракон» у моста был гладкий и белый, как новая фарфоровая тарелка, отметил Райделл, подойдя чуть поближе. Магазин казался обрывком чужого сна, свалившимся с неба. Вход на мост всегда