парней, приближающихся к нам. Он взвизгнул.

Его голова моталась туда-сюда, когда он пытался разглядеть, не приближается ли ещё кто-нибудь с других сторон.

Затем он, моргнув, посмотрел на меня сверху.

Я сказала: — Райан…

Он сказал: — Задержи их.

Затем он отпустил мою левую руку и припечатал мне кулаком в лицо. Удар развернул мою голову, но не вырубил. Слишком ошеломлённая, чтобы пошевелиться, я наблюдала, как Райан слез с меня, развернулся и исчез из поля зрения.

Я постаралась сесть, но у меня не вышло. А потом они накинулись на меня.

Я была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Кроме того, какой в этом был смысл? Один укус — и со мной будет покончено. Я заражусь и стану такой же, как и они — если только они не сожрут меня целиком.

Их рты были повсюду: на моих губах, на моих руках, на моей груди и животе. Они облизывали, посасывали, кусали. Один рот даже оказался у меня между ног, язык проник в меня там, внизу.

Я корчилась на земле, задыхаясь под их весом, а они хрюкали и обслюнявливали меня со всех сторон.

Я ощущала, как впивались зубы.

Вот и всё, — подумала я. — Мне конец.

Странно, но я не испытывала страха, я смирилась со своей участью. И я обнаружила, что на самом деле мне всё равно. Казалось, что всё в порядке.

Всё не так уж плохо, — подумала я.

Я вдруг поняла, что на самом деле испытываю возбуждение. А то, что они делали со мной… Ощущение боли от их зубов на моей плоти только обостряло мою похоть.

Я извивалась и тряслась под ними.

Я сорвала с нападавших то немногое, что на них оставалось и вскоре мы все четверо оказались голыми. Мы боролись, блестя в солнечном свете. Я слизывала кровь и пот с их тел. Я отсосала у однорукого мужчины. Оказавшись на вершине кучи, я насадилась на мальчика-подростка. Он задыхался и извергался. Я сосала обрубок однорукого мужчины, пока мальчик подо мной сжимал мои груди, а толстяк брал меня сзади.

Мы всё ещё занимались этим, когда раздались крики.

Я оглянулась через плечо, но толстяк на моей спине заслонил от меня панораму озера.

— Это всего лишь твой парень, — произнёс он и сделал толчок.

— Идиот всё-таки сунулся в озеро, — сказал однорукий мужик.

— Надо держаться подальше от озера, — сказал толстяк.

— Вот о чём мы пришли тебя предупредить, — сказал мальчик, лежащий на спине подо мной и ласкающий мою грудь.

— Там зомби, — сказал однорукий.

— Они могут оставаться под водой вечно, — заключил мальчик. — Им нет нужды всплывать, чтобы дышать.

— Они всплывают время от времени, чтобы пожирать людей, — сказал толстяк.

Райан снова пронзительно вскрикнул.

— Спасибо за предупреждение, — сказала я.

— Рады услужить, — сказал однорукий.

— Ага, — сказал толстяк и протаранил меня снова.

— Нам очень приятно, — сказал мальчик.

— Мне тоже, — сказала я им и мы продолжили.

Перевод: Дмитрий Епифанов

Зеркало

Richard Laymon. «The Mirror», 2011

— Боже мой!

Глаза Сильвии расширились. — Что?

Я кивнул в сторону мужчины, который только что прошёл мимо нашего столика. Сильвия повернула голову, чтобы взглянуть на него, затем повернулась ко мне и спросила: — Кто это?

— Это Гордон Ларю.

— Кто?

— Гордон Ларю,    — отчётливо произнёс я, повысив голос, хотя был абсолютно уверен, что Сильвия меня услышала.

— Гордон Ларю? — спросила она, качая головой.

— Художник!    — воскликнул я. Сильвия с растерянным видом покачала головой. Потом сказала: — А, он. Точно. Сначала я не поняла, о ком идёт речь. Великий художник. Настоящий гений.

— Вот именно. Но что он делает здесь? Почему его выпустили?

— Я уверена, что понятия не имею, — сказала Сильвия. Она сделала глоток белого вина, затем посмотрела на сценарий. — Как я уже говорила, я думаю, что это именно    то, что…

— Боже, интересно, не сбежал ли он.

— Сбежал?

— Оттуда, куда его засадили. Я не знаю… ходили разговоры о смертной казни, но думаю, что в итоге его отправили в психиатрическую лечебницу. Помнишь?

— Едва ли. Смутно припоминаю — он убил свою жену?

— Нет, это была не его жена. Дай мне минутку подумать.

Пока я потягивал текилу — которую я пью со льдом и с капелькой цитрусового ликёра "Трипл Сек" — Сильвия обернулась, чтобы ещё раз взглянуть на Гордона Ларю. На ней было чёрное платье с глубоким вырезом на спине. Спина была гладкой, приятно загорелой и без бретелек.

Сильвия была из редкой породы женщин-режиссёров, не только одним из самых успешных режиссёров Голливуда, но и очень красивой… с любого ракурса.

Её спина без бретелек подтверждала то, что я подозревал о передней части.

— Он выглядит как обычный парень, правда? — сказал я.

Голова Сильвии двигалась вверх и вниз, продолжая наблюдать за мужчиной.

Он сидел один за столиком в дальнем углу ресторана. Лет пятидесяти, несколько полноватый, в очках, он был одет в брюки цвета хаки и синюю рубашку из шамбре с рукавами, закатанными до половины предплечий. Он мог бы быть врачом, парикмахером, писателем. Он определённо не был похож на маньяка-убийцу.

Сильвия снова посмотрела на меня. — Ты говоришь, он убил не свою жену?

— Верно. Хотя убийство, безусловно, связано с его женой.

— А, разумеется… в приступе гнева от ревности.

— Нет. Нет, дело было не в этом. На картине был её портрет. Она была, вне всякого сомнения, великолепной молодой женщиной. Ты, наверное, видела её на некоторых картинах Ларю. Они находятся в Музее Метрополитен, в Музее Гетти…

Сильвия поджала свои тонкие красные губы, нахмурилась и кивнула.

— Ты, должно быть, видела "Девушку в траве".

— О, да. Потрясающе. И это его жена? Женщина, которая позировала для "Девушки в траве"?

— Верно. Её звали Шантель.

— Понятно.

— В любом случае, неприятности возникли из-за другой картины с Шантель. Это была его последняя картина с её изображением… Возможно, его последняя картина вообще. Она называется "Зеркало". На ней изображена женщина, стоящая перед зеркалом…

— Отсюда и название, — добавила Сильвия.

— Совершенно верно. Мы видим её со спины, она стоит перед зеркалом в полный рост в своей спальне и расчёсывает волосы. Она очень красивая молодая женщина. Мы видим это в зеркале. Отражение показывает её спереди.

— Она обнажена? — спросила Сильвия, казалось, приободрившись от такой перспективы.

— Нет, она одета, но только в белую ночную сорочку. Сорочка тонкая, почти прозрачная. Кажется, она плывёт вокруг неё, как туман.

— Это блестящий образ, Ролли. "Плывёт вокруг неё, как туман". Великолепно. Я могу представить это